Предатель

Мирные времена

Конец синего шарфа свисал почти до середины второго этажа. Юноша, подложив под голову руки, беззаботно спал, развалившись на маленьком балкончике квартиры Узумаки. Над ним в умилении склонилась молодая женщина в сиреневом сарафане свободного кроя на белую футболку и безразмерной для нее оранжевой ветровке на плечах. Хината шепотом просила:

— Наруто, пожалуйста, не надо. Он честно меня оберегал, — маленькая ладошка легла на мужское плечо.
— Ну, знаешь! Спать на ответственной миссии!
***

Прежде чем отправиться на длительную миссию, он поручил Конохамару охранять свою жену. Он уже знал как это — терять ее, и теперь не был спокоен в свое отсутствие, несмотря на ее силу и силу ее клана.

Вернувшись домой, он заметил спящего на балконе, пригревшегося в лучах полуденного солнышка внука Третьего. Тише воды сын Четвертого прошмыгнул в квартиру через открытое окно. Порядок. Он никак не мог к нему привыкнуть. Все на своих местах. Раковина чистая, зеркала блестят, подушки на диване расставлены по размеру, на полках ни пылинки, обувь в прихожей стоит в рядок. Каждый раз думал, что перепутал этаж.

Хината тоже спала в их комнате, накрывшись покрывалом с символом водоворота. Она стала быстрее утомляться. Еще он заметил, что у нее изменились предпочтения в еде: могла умять большую тарелку морской капусты и закусить фруктовым желе. «Уф-ф-ф-ф!» — парня аж передернуло. Он присел рядом на кровать, провел широкой рукой по девичьей спине, скользя по шелку черных волос с синим переливом, наклонился и поцеловал в щеку, разбудив окончательно. Его не было пару суток, но он успел так соскучиться, что не мог остановиться. Она потянулась навстречу, переворачиваясь на спину, приветствуя радостной улыбкой. Прошептала:

— Постой, у нас тут гость.
— Я знаю.
— Наелся и спит. Он мне очень помогал.
— Но он на службе! Вот я его проучу! Пошли будить!
***

Сорвиголова взлетел на железные перила, заслышав милую перебранку у себя над головой:

— Братец, а я тут отдохнул немного. Не спал. Знаешь, это медитация такая, в свитках деда нашел, — сочинял на ходу.

Наруто смотрел нарочито строго. Он редко бывал таким. Провинившийся замолк, понимая, что миссия провалена, а доверие утеряно. Но тут уголки губ его друга поползли вверх, голубые глаза светло заискрились:

— Спасибо, Конохамару! С Хинатой все хорошо, значит ты отлично справился! — вытянул кулак с оттопыренным большим пальцем вверх, — Ты молодчина! Пошли расскажу, как все прошло.
***

Хината разливала чай по чашкам.

— Конохамару спасал меня много раз. Я и представить не могла сколько кроется опасностей за пределами квартиры! — продолжала защищать, — Дважды нападали бездомные псы, трижды из окон вываливались цветочные горшки, а вчера чуть не промокла до нитки. Если бы не он, нашел бы меня простуженную и укушенную.
— Я уже понял, что он был на высоте. Скажи лучше, что в госпитале сказали? — как только он узнал о беременности, ему не терпелось узнать, кто же у них будет.
— Ничего. Они пока не видят. Закрывается ото всех. Только вот, — хитрая улыбка, редкая для неё, — Я сама себе госпиталь.

Конохамару навострил уши, проглатывая очередную порцию данго.

-Мальчик?! — почти хором спросили мальчишки.
— Угу, — зарделась Хьюга.
-УРА! Научу его расенгану! Нет, сначала технике соблазнения! Нет! Маскировке! Основа основ! — восторженно озвучивал большие планы непоседа в шарфе.
— Милая моя, я бы в любом случае был вне себя от счастья, как сейчас, — он подхватил ее на руки и стал кружить по комнате, зная, что она это очень любит, но может не решиться попросить при госте.

А телохранитель, прихватив еще пару шпажек, удалился, чтобы их не стеснять и разболтать большой секрет всем знакомым.
***

То утро, когда он еще валялся после задания в стране Песка, обнимая вместо жены ее подушку, стало для него самым радостным за всю жизнь. Хината ни свет ни заря отправилась в этот день в госпиталь, чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения. Уже две недели ее немного подташнивало от запахов. Она не могла находиться рядом с Кибой, хотя раньше они вповалку спали на миссиях рядом, а уж как ее любил согревать Акамару. Но что самое грустное — она могла вспылить на пустом месте, обижая любимого. Недавно налетела на него за то, что принес ей не лимоны, а лаймы для украшения бисквита.

Когда она вошла в комнату и раскрыла шторы, он нехотя разлепил глаза:

— Уже утро? — протяжно зевнул, потягиваясь и разминая спину от долгого сна.
— Наруто, уже день! — псевдовозмущенно объявила Хината и тихо добавила, сводя как маленькая указательные пальцы, — Необычный день…
— Выкладывай! — он надеялся, что не забыл о чьём-нибудь дне рождения.
— Я ходила в госпиталь. Пятая сама меня приняла.
— Бабуля? С тобой что-то серьезное? — он подпрыгнул на кровати и приземлился рядом на подоконнике, заглядывая в глаза, полные слез.
— Да, — она помедлила, — у нас будет малыш.

Последнее слово несколько раз эхом отдалось в светловолосой голове. Он вскочил, присел на уровне ее поясницы, крылышками сложил ладони, прислонил их к мягкой ткани ее юбки на животе.

— Вот тут он сейчас?
— Ага, где же еще? — непонимающе улыбнулась.
— Сын, я здесь! И мама, — почесал затылок, — но ты это знаешь. Сын, я тебя жду. Я у тебя самый сильный, а мама, самая красивая и тоже сильная, — нашептал ей в живот, а потом обнял, положив голову на колени.

Он знал, что скоро это должно случиться. Мирная жизнь позволила многим подумать о будущем, о самом ценном. Он боролся за это, за право жить и давать жизнь.

Каждую ночь, проведенную с ней, Наруто помнил. Он помнил, как назвал ее своей, как она подтвердила это, обнаженная в свете луны, когда полностью доверилась, согреваемая его теплом. Он мог воссоздать в памяти каждую черточку ее лица в минуты сладкого забытья, мог представить запах и вкус ее алых губ, изгиба шеи, тайной ложбинки и остропульсирующего ждущего лона. И теперь их общая боль и сладость, потаенные желания, которыми они делились не жалея, стали живыми и беззащитными.

"Курама, ты слышал? Я стану отцом!"

"Надеюсь, ты услышал, как закатились мои глаза", — ответил, несомненно счастливый за боевого товарища, зверь.

А молодая женщина гладила мягкие непослушные волосы своего зверя и глядела на то, как плывут большие белые облака над их деревней.

Предатель. Глава 2

Ночные разговоры

— Я не надолго. Нужно с Облаком договориться об участии в экзамене, посмотреть площадки. А старик Би еще на концерт зазывает. Обещал ему,что буду.

Она сидела на полу к нему спиной, а он, широко раскинув ноги, расчесывал ее волосы, стараясь не пропустить ни одной пряди и не наделать узлов. У них на кухне было тепло. К середине октября, как только стало холодать, Наруто вытащил из кладовки старый электрический обогреватель, который они носили из комнаты в комнату. Он заставлял ее хорошо одеваться, ругал, когда видел без носков или с голыми руками.

— Давно нужно было собраться. Многим не нравятся его стихи. Но те, что он подарил на свадьбу очень точные. С тебя автограф! — она никогда не была против его встреч с друзьями. Это потребность: делиться своей энергией, мотивировать, выручать. Зато он всегда возвращался окрыленный, что сделал доброе дело или же причастен к чьему-то счастью.

Так, совсем недавно он помог Шикамару убедить Темари переехать в Лист. Принцесса Песка упиралась, на нее давило мнение верхушки ее деревни, мол, мало того, что вышла за безродного болвана, так еще и жить у него в стране собралась. Когда нужно, ее муж умеет находить единственно правильные слова, против которых не поспоришь.

— А, я помню: «Дружище с девятью хвостами. Йо!
Деву охомутал с волшебными глазами.
Желаю счастья, ребята, я вам.
А, если кто против — идите все …»

— Стой! — успела опередить незатейливую рифму, которая на торжестве заставила чаще обмахиваться веерами дам, а мужчин прятать улыбки в кулак или же откровенно метать яростные взгляды в сторону артиста.

— Оу, прости! Само как-то. Ну, кажется, все. Посидим еще чуть-чуть. Не высохли до конца, — вложил ей в руку щетку.

Придвинулся ближе, чтобы она могла опереться, отвел тяжелые от влаги волосы, приспустил с плеча юкату, что перекрывала путь для поцелуев.

— Наруто, а как мы назовем его?
— Я уже думал. Может быть Неджи? — оперся подбородком в ее плечо.

Она тяжело вздохнула. Говорить о брате для нее было большим испытанием. Младшая сестра всегда думала, как бы сложилась его судьба. Может, она была бы уже тетей спокойных, не по годам рассудительных в него ребят. Она представляла, как бы он радовался, когда узнал, что тоже станет дядей.

— Я очень ценю, что ты остановился на его имени. Но нет. Нам не нужно такое напоминание. Мы помним о нем и так. Уверена, мы сохраним эту память, и его именем еще назовут кого-то в наших кланах, — ее рассуждение не расстроило мужа, у него был припасен еще вариант.

— Тогда — Боруто. Сохраним не форму, а содержание. Ты как на это смотришь?

Она развернулась к нему, уселась удобней, как любила, в его лотос.

— Мне очень нравится. Запомни, пожалуйста.
— Хорошо, — поцеловал в закрытые веки, пытающиеся скрыть накатившую грусть. Нежно поглаживая спину, он решил прогнать эту злодейку.
— Наруто, — в ее голосе уже зазвенели задорные звоночки, — ты даже соскучиться не успеешь!

Остудила место стараний мужа на своем плече холодной щекой.

— Это ты так думаешь! — он-то знал, что она тоже не хочет разлучаться, даже потому, как крепко обвила ногами.

Легкая юката полностью опустилась с плеч, раскрыв изменившуюся за последние месяцы грудь. Он знал, что на нее сейчас лучше только смотреть, но его желание боролось с рассудком. Она оперлась сзади на руки, приглашая, а он припал к ней, словно ребенок. Ему хотелось попробовать то, чего когда-то был лишен: не торопился, согревал, не сминал, не давил, просто поглаживал большим пальцем, обхватив остальной ладонью, посасывал, причмокивая, второй рукой поддерживая ее за поясницу.

«У нашего ребенка будет все, — думала Хината, она понимала восполняемую им сейчас утрату, поэтому не противилась, не отстранялась, испытывая смешанные, странные чувства, будто она уже стала материю, — Да, и папа, который защитит и всему научит, и мама. Обещаю тебе, Наруто».

— Можно, Хината? — он волновался теперь каждый раз перед близостью.

— Только не спеши. Договорились? — она обняла его, уже нашла под собой, терлась нетерпеливо через ткань его синих шортов, промакивая себя там. Закрыла глаза, прижалась щекой к его щеке, — На том же месте, помнишь?

— Да, — он смотрел в жемчужины ее глаз и думал, как же быстро течет время. Они уже семья, а тогда только делали первые шаги, — Хината, мне нужно…

Понимает. Встает, но ненадолго, пока он снимает вздыбившееся белье, снова занимает свое место, опершись на его плечи, начинает движения, совсем поверхностные, где-то около. Он придерживает член, чтобы она каждый раз не искала, сбиваясь. Женщина опускается медленно, так что один его кулак ударяет в пол костяшками, а нижняя губа страдает от собственного укуса. Вверх: и только головка остается в ее тесном плену.

— Тебе удобно, моя хорошая? — спрашивает, тревожась, хриплым голосом. В ответ только сосредоточенный взгляд, значит, что-то не так.

Руки мужчины, облепленные длинными сильными мышцами, ложатся на ее спину и лопатки, меняя угол. Его колени ограничивают ее от того, чтобы не чувствовать основания, но ему и так довольно. Он ни на секунду не забывает о ее ноше, самой дорогой для него, поэтому строго следит за своими рамками, полностью им подчиняясь, соглашаясь на медленную пытку уже в который раз.

Ее волосы для удобства не туго в несколько раз намотаны на его левое запястье. Эта ладонь, прикасается к ее щеке, вторая поддерживает обе груди, полнящиеся ожиданием скорого материнства.

— Пойдем в кровать? — предлагает первая, не дожидаясь ответа, встает. Их на секунду связывает тоненькая ниточка общей смазки. Шагают в темноте, не разрывая поцелуй.

На низком ложе мягко. Пахнет осенними травами, которые она расставила по всему дому. Наруто обнимает сзади. Ему тесно, там внизу, невообразимо. Теперь двигается он, запустив руку вперед, между ее ножек, чтобы сделать все для нее, обласкать всю. Чтобы вспоминать, когда будет далеко от нее, как она шепчет что-то, вскрикивая, как дрожит, как прогибает спинку, двигаясь навстречу.

Целует в шею сзади цепочкой, в плечо, прикусывая. Легкая пульсация от нее передается ему. Она хватает его руку, накрывшую лобок, прикусывает забинтованный указательный палец, выпуская воздух через нос. Позади он утыкается лбом ей чуть выше лопаток, немного согнувшись от долгожданной разрядки, горячее дыхание обжигает нагую спину. Успокоив пульс, выскальзывает, следит, как следом медленно по складочке под ее ягодицей на простынь вытекает семя.

— Тебе не холодно, моя девочка?

Перевернулась на спину, не отпуская его руку.

— Нет еще, - закинула ногу на его бедро.
— Я уже скучаю по тебе. Не хочу никуда уходить, - шепчет ей в густую макушку.
— Ничего не поделаешь. Тебя уже ждут. Если бы только меня не отстранили... - грустно бубнит женщина себе под нос, - Разбуди, пожалуйста, как будешь собираться. Позавтракаем вместе. Голодным тебя не отпущу!

— Договорились, — улыбнулся, почувствовав, как ее лоб перекатывается по ключицам. Этот ритуал она еще ни разу не пропустила перед тем, как уснуть в его руках.
***

Ирука крепко спал в своей холостяцкой квартире, когда посреди ночи раздался стук в дверь. «Обычно не к добру», — лениво поднялся, нырнул в толстовку и не спросив кто, распахнул дверь.

— Наруто?

На парне не было лица. Учитель молча отошел, пропуская полуночного гостя в комнату. Таким он видел его редко, в самые серые дни, которые были далеко в прошлом.

— Ты почему не дома? Что случилось? Что-то с Хинатой? — мысли одна хуже другой сменяли друг друга. Они сидели за небольшим квадратным столом. Парень закрыл ладонями лицо. Голова мелко тряслась в стороны.

— Ирука, Вы перестанете меня уважать, если скажу. Но я должен сказать. И Вам и ей.

Тот положил руку ему на плечо.

— Говори. Чтобы ни случилось, мы найдем способ все исправить. Мы столько преодолели вместе. Говори.

Наруто шумно выдохнул. Уперся глазами себе под ноги.

— Сэнсэй, я был в стране Молний. Там будет проходить экзамен. И пошел на концерт Би. Он давно приглашал. Я там был важным гостем, — он говорил быстро, как будто пересказывал чужие слова, — Потом мы пошли в одно место. Би сказал, что там вкусно накормят. Будет весело… - остановился, не зная, как перейти к главному, - Там были девушки, танцевали. Одной стало плохо, и я помог ей добраться до дома. Он был близко. Я хотел пить. Она предложила чай. Она обняла меня, сказала, что хочет еще танцевать. Я сказал, что мне пора, что меня ждут. Она сняла с себя топ. А я…

— Хватит, я понял, — сэнсэй смотрел в пустоту. «Наруто не мог. Он же так ее любит. Нет, — убеждал себя, — Он пришел ко мне, он ждет совета. Но чем я могу помочь?» Ирука давно взял на себя роль его отца. Сейчас был момент, когда от его слов зависела жизнь, нет, зависело сразу несколько жизней.

- Я не помню себя. Как будто наблюдал за всем со стороны, как будто это был не я. Но все чувства, эмоции... Я проснулся в гостинице и сразу в Коноху. Я ещё не был дома.

Их взгляды пересеклись. Ирука нахмурил брови, морщинки у его всегда добрых глаз разгладились.

— Наруто, ты прав. Врать нельзя. Но и говорить сейчас рискованно. Ей лучше не волноваться. Я знаю, что ты не сможешь скрывать. Ты не умеешь скрывать. Тем более от нее. Я бы признался, признался сразу же. Не тяни. Сейчас еще есть ничтожная надежда, что она тебя простит. Она тебя так любит, что возможно простит. Она найдет оправдание, она найдет тысячу оправданий. И не потому, что побоится потерять тебя. Нет. Потому что любит безусловно, слепо. Ты сам знаешь, зачем я тебе это говорю? Если не сказать, то к твоему… Твоему поступку прибавится ложь. Усугубит все.

Повисло молчание. В тишине отчетливо слышались удары секундной стрелки заводного будильника, задрожав загудел холодильник.

— Спасибо Вам, — будущий отец смотрел в нерешительности.
— Что?
— Я подонок. Вы злитесь на меня? Презираете теперь?

Учитель выпрямил спину.

— Нет Наруто. Я принял тебя и никогда не отвернусь. То, что ты сделал, уже тебя наказывает. Ты коришь сам себя. Этого достаточно. Лежачих не бьют.

Наруто обнял своего названного отца, из его глаз текли слезы раскаяния. Эта исповедь далась ему нелегко. Но он смог перевалить на чужие плечи самую малую долю вины, а заодно окончательно поверить в то, что натворил. Прошлая ночь до этого казалась ему наваждением. Теперь стало немного легче. Его ждал путь домой, самый мучительный, из битых стекол.

Предатель. Глава 3

То, что не смыть

Его абрис вырисовывается в дверном проеме. Мужчина смотрит на скрытую одеялом маленькую фигурку, что отдыхает от дневных забот. В первые секунды пугается: что за черный зверь, гораздо больше нее, свернулся рядом? Но облегченно вздыхает. Показалось. В сумерках комнаты копна ее волос обрела такой грозный вид.

Сегодня она много ходила: то в гости к отцу и Ханаби, то к Тен-Тен, которая выбирала наряд на свидание, то по традиции в магазин рукоделия, потому что приближалась ее любимая пора спокойных вечеров со спицами в руках.

Мастерица свитков просила никому не говорить о том, что у нее появился возлюбленный. Она привыкла, что ее считают этаким парнем в юбке — не хочет, чтобы у ее окружения резко менялись шаблоны. Но, во всяком случае, она сама так объяснила свою просьбу.

Хината не стала интересоваться, кто же этот тайный незнакомец. Ей, конечно, хотелось узнать, однако она видела волнение подруги: как она придирчиво смотрит на свое отражение в зеркале, как с первого раза не смогла без петухов собрать свои пучки — и не смела разрушить очарования ее тайны. Тен-Тен даже отказалась от миндального кекса, чего никогда не бывало. Взяв с нее обещание рассказать, как все прошло, Хината поспешила в цветочную лавку к Ино. Там давно для нее подрастали декоративные подсолнухи в горшочках, которые могут цвести всю зиму. Для них уже были отведены места на кухонном подоконнике, что выходит на солнечную сторону, и у изголовья их постели.

Наруто долго стоял так, прислонясь к дверному косяку. Босые ноги успели замерзнуть. В квартире пахло как в настоящей кондитерской: жареным арахисом, каштаном и карамелью, а из ванной ее шампунем на миндальном молоке и меде. «Опять легла с мокрыми волосами», — заметил про себя, забыв на секунду о гнетущих мыслях. Подошел к окну, задвинул шторы, оградив ее от навязчивого лунного света, потрогал пальцы ног под одеялом - вдруг холодные.

— Это ты Наруто?

Замер в растерянности.

— Да, — не сразу ответил предательски надломленным, высоким голосом. Ему нравилось, что спит она очень чутко. Можно всегда рассчитывать, что вернувшись с миссии глубокой ночью, ты будешь сразу же накормлен припасенным с вечера ужином. Поэтому и те, кто возвращались вместе с ним, не сразу шли домой, а обязательно заглядывали на огонек к Узумаки, чтобы досыта наесться, а порой и уснуть в приветливой гостиной на раскладном диване. Но сегодня он впервые не обрадовался ее пробуждению, как хотел бы.

— Ты заболел? — она встала, уже накинула на плечи старую ветровку мужа, на цыпочках протянула ладошки к его лицу, чтобы проверить горячий или нет.

Он перехватил ее запястья, аккуратно отклонился от поцелуя в лоб.

— Что такое? — обычно хитрец, даже если чувствовал себя хорошо, не упускал возможности притвориться больным, чтобы получить лишнюю порцию ее внимания. В таких случаях в программе всегда был массаж, почесывания макушки до его блаженного урчания и безнаказанный поздний подъем с завтраком в виде быстрорастворимой лапши.

— Не надо, Хината. Со мной все хорошо. Я в душ, - словно прошелся по краю обрыва. Лишнее слово и - пропасть.

— Тогда чай. Хоть согреешься, — натянула улыбку и тут же выбросила, нащупала в темноте рядом с кроватью вязанные носочки, включая по пути свет, прошла на кухню, загремела чайником, — У меня есть мандзю!

Он стоял под душем, смывая с себя пыль дорог и последние два дня, вместе со всем, что хотел забыть. Он не мог допустить, чтобы она до него дотронулась. Не мог ее испачкать. Даже после горячей воды, стерев грубой мочалкой до царапин кожу, все еще чувствовал себя извалянным в грязи, едких нечистотах выгребной ямы.

Долго вытирался свежим пушистым полотенцем, ни разу не заглянул в запотевшее зеркало, будто бы боялся посмотреть в глаза даже себе, оделся в чистые штаны, застегнул наглухо домашнюю олимпийку, прежде чем выйти, со злостью пнул в угол одежду, в которой вернулся.

— Мы же досыпать пойдем. Ты зачем оделся так? — ее начали настораживать эти странности в его поведении.

Перед ним на столе появились еще теплые из духовки пирожные, онигири с курицей, большая чашка зеленого чая. Он ни к чему не притронулся. Еще один тревожный звоночек. Посмотрела на него. Медленно опустилась, придерживая поясницу, на табурет рядом, в глазах замерла тревога. Положила свои маленькие ладони на его, упершиеся в колени. Он же резко, как от разряда тока, их отдернул, встал.

— Я не хочу есть. Прости, я ничего не хочу, — выпалил, упорно отводя взгляд, — Ты иди, ложись. Я скоро.

«Трус. Ты трус. Мерзавец. Завтра. Все — завтра», — он, как мог, старался скрывать бурю внутри за внешней апатией и усталостью.

Она вздрогнула, когда из кухни послышался шум. Откинула покрывало. Сразу же очутилась у кухонной двери. Не ошиблась: глухие удары кулаков в стену.

Он не мог дать себе отчета, почему остался там в одной комнате с другой женщиной, почему так легко предал доверие, почему в голове не было ничего, кроме тупого животного желания. Его память рисовала ненавистные картины прошлой ночи. Вспышка — образ незнакомки, каштановые волосы до плеч, янтарные глаза — удар, вспышка — она опускается на колени, медленно тянет собачку ширинки — удар, вспышка — ее спина в кошачьем изгибе, россыпь веснушек на плечах — удар, вспышка — ее рука в тяжелых браслетах и кольцах лежит на его открытой груди, что еще часто вздымается после... — еще удар, удар, удар. Штукатурка пылит с потолка. Абажур раскачивает желтый свет из стороны в сторону. Он смотрит на свои руки. До крови разбитые костяшки и пальцы тут же заживают: «Завтра. Всё завтра».

Хината стоит, затаив дыхание. Ей страшно, но не от тупой ярости, что пускает трещины в стене, а от того, что могло ее вызвать. Она порывается открыть дверь, крепко обнять, чтобы светловолосая голова нашла покой в родном тепле, струящемся ее женским началом, способным все понять и успокоить. Она хочет узнать, в чем дело, но что-то необъяснимое не дает ступить и шагу, что-то настолько личное, то даже ей знать не положено, то, что ей не под силу понять, то, что переворачивает сознание, надолго не дает покоя, требует эгоистичного переваривания. Ей горько, что она пока не может ничем ему помочь. Убеждает себя: «Наруто сам все расскажет. Чтобы там ни случилось».

Удары продолжают сыпаться один за одним. Соседи снизу наверняка проснулись и утром будут требовать объяснений. «Как же неудобно». Минута тянется за минутой. В ее голове стоит панический звон. Рамка с их фото на фестивале фейерверков дрожит, срывается с гвоздя. Она ловит ее на лету и кладет от беды подальше в корзину с мотками пряжи. Только когда он затих, она ушла в спальню, оставив дверь открытой. А рано утром, когда начинало светать, девушка нашла его растянувшимся на циновке у кровати, накрыла пледом и все-таки проверила ладошкой температуру.
***

Би каменным изваянием сидел на самом краю крыши резиденции Райкаге, подтянув одно колено к себе и свесив ногу в многометровую пугающую пустоту. Герой войны любил смотреть на заход солнца через свои очки, которые сегодня скрывали скупую слезу. Его не отпускали грустные мысли. Никогда еще ему так не хотелось, чтобы единственная ждала его на пороге, говорила с ним о том, как прошел день, готовила его любимые салаты из морепродуктов.

«Доигрался? — восьмихвостый весь день ругал его грозным внутренним голосом, — И стоило оно того? Из жизни выпал совсем! Где наш легендарный Кира Би — покоритель стадионов, гроза злодеев и разбиватель сердец? Не узнаю!»
«Тебе не понять. Это так прекрасно, когда у тебя есть родной человек!» — почти навзрыд произнес сильнейший Шиноби Облака.
«А я по твоему почти всю жизнь тебе кто?!» — возмутился невозмутимый.
«Говорю же! Родной человек — женщина! А не древний монстр-убийца!»
«У тебя в достатке женщин. Кончай чушь молоть! — осьминога тяготило и страшило унылое настроение джинчуурики. Таким серьезным он еще никогда не был, — Ну, будешь еще экспериментировать? А? Сорок лет — ума нет!»
«Я всего лишь хотел узнать, каково это. Но перестарался. И угораздило же выбрать этого мальчишку. Но других вариантов все равно не было. Честно, и не представлял, что можно так любить. Пока я жизнь прожигаю, ё! Наруто свое потомство ожидаеееет. А я дурак-простак», — понуро повесил голову.
«Би, кстати, о Наруто. Ты о нем подумал? Он же уверен, что твои ночные похождения проделал он. Хорошо на этот раз ты ограничился одной… Девушкой», — слова демона отрезвили его хозяина.
«Как же! Забыл совсем! Эх, дурак-простак! Он и не показался на утро. Неужто с повинной побежал. Дурак-простак! Что делать будем? Вызывай Кураму!», — он встал во весь рост в ожидании рычащего громового баса рыжего приятеля.
«Мы ничего делать не будем. Сам заварил эту кашу, сам и расплевывай!»
«Ну, Гьюки! Это же беда! Не время включать наставника. В следующий раз проучишь!»
«А вот будешь думать в следующий раз, прежде чем играть с несовершенными техниками! То же мне: «Освоил магнетизм! Нервы — молнии, только маленькие!», — передразнивал восьмихвостый, — Я ему свои, а себе - его воспоминания. Даже не заметит!» А теперь, завистливая башка, сам в депрессию впал».
«Понял! Понял я, что сглупил! Не прощу себе, если напортачу!» — затяжными прыжками по крышам деревни без отчета брату он направлялся к воротам.
«Ты уже напортачил, мой друг», — тяжело вздохнул хвостатый.

Повисла угроза

В академии коридоры полнились шумом и возней подрастающих Шиноби. Кто-то хвастал новыми приемами, кто-то корпел над учебниками, кто-то доедал обед по дороге на занятия. Сквозь толпу пробиралась Тен-Тен, а Хината, скрываясь за ее спиной, шла следом. В учительской Шино аккуратно выводил характеристики кандидатам в чунины. Он волновался, знал сильные и слабые стороны каждого, ведь это был его первый выпуск.

— Шино, как успехи? — казалось, что Хината переживала не меньше его. Она часто посещала академию, ее приглашали на тематические занятия по тайдзюцу. Каждый генин был ей дорог. Ее посещали радостные воспоминания, когда она наблюдала за мальчишками и девчонками: как Наруто поверил в нее, как единственный подбадривал, когда она была готова сдаться, как принял из ее рук заживляющую мазь, как одолел Неджи, полностью изменив судьбу клана.
— Уверен я в них. Угоститься можно, Хината-сама?
— Конечно! Для того и принесла, — поставила на его стол накрытую вафельным полотенцем коробочку с ванильным печеньем, — Оставь для Ируки-сэнсэя и Анко.
— А сегодня он задумчив очень. Тен-Тен, не находишь ты?
— Ирука-сэнсэй? — вопрос, заданный между прочим, так озадачил девушку, что лента, которой она связала свитки к уроку, выскользнула из рук. Материалы покатились по полу во все стороны, — Я сама соберу, Хината, — засуетилась Тен-Тен, опустившись на четвереньки, где смогла согнать краску с лица, — Дааааа, Ирука… Ой. Ирука-сэнсэй сегодня сам не свой.
— И Наруто тоже. Вернулся ночью и не говорит ничего, — будущая мать переводила встревоженный взгляд с друга на подругу, — Оставила его одного. Спит. Устал сильно. Переживаю, как бы не заболел.
— Не волнуйся. Это же Наруто. Проснется, поест и будет, как новенький, — махнула рукой молодая учительница.
— Хорошо бы, — теребила подол длинной юбки, сидя на краю подоконника, Хината.

Из невеселых дум ее высвободило появление на крыше Кибы верхом на Акамару. Любвеобильный нинкен, оставленный на улице, встал на задние лапы, передними перебирая по стеклу. А его хозяин уже жевал выпечку, набив полный рот.

— Хоть бы поздоровался! — Тен-Тен всегда была прямолинейной.
— Некахда! — дожевывал Киба, — Собирайся, лучше! Мы уходим. Срочно! На границе стычка двух деревень. Наруто пошел вперед. Он какой-то… как чужой. Ну, да ладно. Кто ж захочет без передышки на новую миссию уходить?
— Он ничего не передал? — Хината смотрела на друга с такой надеждой, что он решил немного приукрасить краткую встречу с ее мужем.
— Наруто? — почесал затылок, — Ну, это, он сказал, чтобы ты не переживала, не уставала, чтобы не скучала… - Инузука прекрасно понимал, что она не верит не единому слову, но пока говорил, заметил еще и темные круги под глазами после почти бессонной ночи, опущенные уголки губ и тревогу в читающих его вранье глазах: «Чертов Наруто, что-то натворил. Порасспрошу его обязательно, как все уладим на границе. Обидеть Хинату, да в такое время! Места живого не оставлю, даром что герой!»
— Спасибо, Киба, — ладошка на плече оборвала поток его мыслей, — Тебе пора.

На пару секунд он сжал ее руку в своих, пропахших потом собачьего загривка, сощурил один глаз, молча предупреждая, что в походе докопается до истины. Она же только отрицательно покачала головой, понимая, что столкновения былых противников не миновать. «Это уж как получится», — запрыгивая на пса, подумал воинственный друг. Их «диалога» никто не заметил.

Только Тен-Тен отчего-то тяжело вздохнула, накидывая форменную безрукавку деревни:

— Шино, пожалуйста, передай Ируке… Ируке-сэнсэю, что практикумы сегодня и завтра на нем. Миссия может затянуться, — она явно не горела желанием отправляться в путь.
— Все ли это, что передать мне нужно? — горизонтальная линия его рта изогнулась в неприятную дугу наподобие улыбки. Укротитель жуков уже давно сделал одно наблюдение, которое не давало покоя его обычно спящему любопытству.
— Да, это все, — густо покраснела девушка, стремительно выходя в окно.

Как только она спрыгнула с крыши, проницательная Хината отвесила легкий воспитательный щелбан насмешнику и взялась помогать ему с оставшимися характеристиками, чтобы хоть как-то отвлечься.

Предатель. Глава 4

О настоящей любви и о дружбе

Невидимая ниточка беспокойства вилась от ее сердца, работающего сейчас за двоих, к ее порой слишком беспечному мужу. Она давно перестала переживать о том, что может случиться на задании. Но сегодня ей было тревожно как никогда. Ушел и не попрощался вкупе с прошлой ночью. Что же у него на уме? Что он так неумело скрывает?

Почти как сомнамбула Хината передвигалась по кухне: открывала шкафчики, включала конфорки, мыла посуду, поливала гортензии, вывешивала белье, но не напевала себе под нос песенку собственного сочинения, не порхала из комнаты в комнату, собирая вещи, что лежат не на своем месте, не пригласила в дом дворового кота, который ждал на пороге подачки.

Она замерла с венчиком в руке, когда дверь содрогнулась от беспощадных ударов. Кто-то явно шел на таран. Девушка развязала ленты льняного передника, не издавая звуков прошла в прихожую, подкралась к двери с активированным бьякуганом и облегченно улыбнулась, отодвигая шпингалет:

— Кира Би сан! Проходите! Здравствуйте!

Друг Наруто ввалился в квартиру и тут же, не сняв обуви, ни говоря ни слова приветствия, в два шага преодолел расстояние до кухни, открыл дверь в гостиную, вышел на балкон. Весь увешанный мечами по ходу он задевал вазы, рамки, корзинки, которые только и успевала ставить на место Хината, следуя за ним по пятам.

— Хозяйка, йо! А муж твой где? Е! — он резко обернулся, прихватив ее за талию, чтобы не упала после встречи с его спиной.
— Наруто вернулся ночью. А утром его отправили на границу, — выкладывала девушка, как на допросе, все еще отклонившись с опорой на пятки и его загорелую ручищу.
— Значит, он тебе еще ничего не рассказал?! — суровая деловитость сменилась ликующей радостью на его лице. А Хината, дрожа, словно крольчонок перед диким кабаном, пыталась остановить свои мысли, заставить себя быть последовательной:
— Н-не знаю. Н-нет. Только он чем-то р-расстроен был. М-молчал, — ее голос стал тоньше, дрожал. Вот сейчас она все узнает. Сейчас она поймет, чем можно помочь любимому.
— Успел, значит! — он обнял ее крепко-крепко, впечатав в мокрый от пота жилет и по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, она же безвольно висела с прижатыми к телу по швам руками. Затем, не дав опомниться, взял на руки и с победными криками стал подкидывать чуть не до потолка, при этом мягко ловил и умудрился несколько раз чмокнуть в раскрасневшуюся щечку. Для него она была, если не младшей сестренкой, то дочкой, которую надо лелеять как самый дорогой фарфор.
-Иееееее! Не зря не пил не ел!
— Кира Би! Кира Би сан! — Хината безрезультатно вырывалась, но прекращать его веселье ей было все же жаль, — Кира Би! Объясните, п-пожалуйстааааааа! — снова взлетела, заполонив пространство над ним облачком свободной цвета предрассветного неба юбки и шелковой россыпью длинных черно-ультрамариновых волос.

Сделав с ней на руках несколько широких неуклюжих оборотов по комнате вокруг дивана, он шлепнулся на подушки.

— Как я рад — не передать! — герой войны вел себя как мальчишка.

Теперь Хината могла самостоятельно двигаться. Слезла с его колен, поправила юбку, опустилась рядом, подавила улыбку, серьезно посмотрела в стеклышки темных овальных очков.

— Хината-сама, прости за бардак! Но иначе никаааак!
— Прощаю, Кира Би сан. Только расскажите, — она вдруг вскочила, вспомнив что-то жизненное важное, — Кира Би, вы же голодны! Пойдемте на кухню. Там и поговорим.

Сбросив амуницию, гость умостился во главе стола. На плите подогревался вчерашний суп с гречневой лапшой, а онигири с курицей один за одним исчезали за щеками путника.

— Наруто везучий хитрец! Золотые руки в жены взял, молодец! — тут он заметил нетерпение в глазах опершейся на стиральную машинку девушки, — Да! То что было в Облаке… Тут у нас, вернее у меня, такое дело. Новая техника. Давно попробовать хотел. А тут Наруто. В общем, он ни в чем не виноват. Это все я, — поставил точку в своем обрывочном рассказе джинчуурики.
— Спасибо, что хотите успокоить. Но я все же ничего не поняла. Что за техника? И что он сделал? — голова несчастной начинала закипать, на краешке сознания просыпалось что-то отдаленно напоминающее ярость.
— Да, не сделал он ничего. Хи-хи-хих, — нервозный смех не предвещал ничего хорошего, — Все делал я. А он только потом увидел это и решил, что это был он, — загадки продолжались.
— Кира Би! Если Вы сейчас же не расскажите все по порядку, считайте, что ужина у Вас нет! — она подошла к нему с рисунком выпуклых вен на висках, оказавшись с ним сидящим на одном уровне.
— По порядку, говоришь? — тяжело выдохнул, так, что салфетки со стола полетели на пол, — Хорошо.

Он во всех деталях, опустив лишь свои похождения, ставшие воспоминаниями Наруто, рассказал, как он научился обмену пережитым опытом, как после концерта позвал будущего хокаге на танцы, где всегда полно свободных женщин, как одной стало плохо, и Наруто проводил ее до дома, и как он встретил его спустя пять минут по дороге к гостинице.

— Наруто был раздражен, весь пылал злобой, сказал, что ничего ей не плохо, что она бесстыдница, что ему мерзко и противно, что она хотела только остаться с ним наедине, чтобы … Неважно. Короче, я решил не оставлять даму в печали, успокоил, чем мог… — он прокашлялся в кулак, намекая, что слова здесь излишни, — А утром я пробрался в его комнату и, пока он спал, передал свои воспоминания о ночи с этой жаркой, ненасытной… Ой! Что-то я увлекся! И так уж вышло, что его мысли перешли ко мне. Скучные, надо сказать. Но я проникся, не поверишь! Не думал никогда, что все мысли одного человека, могут быть заняты только тревогами и заботами о другом. О тебе, милая. Ты даже не представляешь, как он тебя любит…

По мере того, как он говорил, Хината успела испытать целую гамму эмоций: от ревности до злости, от негодования до непонимания, а под конец наступил отлив. Как будто в ее голове кто-то откупорил пробку. Все вопросы утекли вместе с подозрениями и настороженностью. Она сопоставляла действия мужа с услышанным: «Конечно, как же еще он мог себя повести? Сам себя истязал. И думает, что поверю. Ни за что. Даже, если бы Би не опередил его. Смешно даже», — бесспорно в ее мыслях была доля самообмана, но, как известно, он дается куда легче, когда знаешь к чему быть готовым.

За этими размышлениями она почти потеряла нить, но вслушавшись, поняла, что лучше присесть:

— Нет, я, конечно, постарался заглушить его фантазии о тебе. Но техника несовершенна. Когда вы вместе…
— К-ками-сама! Ос-с-тановитесь! Х-хватит! — она покраснела ярче закатного зарева, спряталась в ладошки, отвернулась, подошла к приоткрытому окну.
— Ну, так мы ведь взрослые люди! Ладно уж. В общем, я тоже так хочу. Нет, не подумай! — спохватился о двусмысленности сказанного, — Я хочу такой заботы, чтобы меня тоже ждали, встречали…

Би звучно опустил голову на столешницу, так что подпрыгнули все приборы, вытянул могучие руки до середины стола. Так он выражал несвойственное стеснение. Шорох юбки около уха, холодная ладошка на плече, чтобы подбодрить и поблагодарить:

— Знаете, Кира Би сан, Вы достойны этого. Я верю, что Вы обязательно встретите такую. Просто еще не время. И спасибо за честное признание.
— Тебе спасибо! — поцеловал, как велит этикет, маленькую ручку, чуть коснувшись светлой бородой.

Шиноби Облака решил долго не задерживать, чтобы на родине не началась паника по поводу его долгого отсутствия. Получив полную корзину снеди, которой хватило бы на семерых, он под покровом ночи пересек границу стран, так и не повидав друга. Но, конечно, паники в деревне он боялся не так, как возможной взбучки от него за свое сумасбродство, чуть не погубившее молодую семью.
***

— Я сдерживаюсь, только чтобы не расстроить ее, слышишь? — прошипел парень в куртке с опушкой, вплотную приблизившись к лицу Наруто, который уперся глазами в переливающиеся угольки костра, — Не говори. И, если она не говорит, значит так надо. Только не рассчитывай, что легко отделаешься, когда узнаю, в чем дело.
— Ты можешь начинать сейчас, — смиренно ответил его друг, — Я не буду использовать чакру. Ни свою, ни лиса.
— Нет. Не могу не разобравшись.
— Хорошо. Я никуда не денусь.

Тен-Тен лежала тут же с закрытыми глазами, готовая в любую минуту разнять ребят. Кажется, она начинала понимать, почему Ирука ходил все утро, как в воду опущенный. Поежилась от дуновения ветерка, принесшего прохладу из ущелья, где они сегодня усмиряли деревенских, повздоривших из-за единственной переправы.

А она могла сегодня провести приятный вечер в гостях у Ируки. Они договорились об этом накануне. Ей было как-то странно и боязно впускать что-то новое в свою жизнь. Она учитель, планирует открыть оружейную лавку, все дела идут в гору и по плану. А отношения? Она о них никогда и не думала толком. Сначала титанические тренировки Гая гасили любые желания развлекаться, гулять — у нее просто не хватало сил и времени.

Конечно, иногда она посматривала на Неджи, чувствовала себя ранимой девушкой в его присутствии, ведь он всегда подставлял спину, принимал верные решения, помогал ей с тренировками. Только вот эти намётки, нерешительные взгляды ушли вместе с ним навеки, оставив только память о герое, друге, надежном товарище, лидере их команды. Она не проливала о нем слез, как о возлюбленном, она просто не успела тогда себе в этом признаться. Он был и остался ей братом, другом и всё.

С приходом в академию она погрузилась в работу, подготовку лекций, организацию соревнований. Но почти везде рядом с ней был Ирука. Как наставник он помогал новенькой, давал советы. Ничего больше. Так продолжалось наверно полгода, пока однажды они вместе не потянулись за одной книгой в библиотеке. Он перехватил ее руку, довел до нужного корешка: «Бери. У меня, кажется, такая дома есть», — а сам засмущался и засиял, как отполированный кунай на солнце.

Тогда ее сердце споткнулось. Впервые за всю жизнь. Оно переживало бессчетное количество отжиманий по три подхода и столько же приседаний, оно размеренно билось на третьей минуте под водой, когда сэнсэй перетянул им руки сзади цепью одной на всех, а тут почему-то дало промашку.

«Спасибо», — только и смогла еле слышно ответить куноичи. А потом подсела к нему в столовой, поделившись домашними сухофруктами.

Теперь в академии они подолгу вместе оставались после уроков под различными предлогами, в необходимость которых старались сами поверить. Так, она несколько раз убеждала себя, что надо остаться и проверить несколько пунктов из завтрашней лекции, а он в сотый раз прикидывал на доске, как лучше будет сформировать будущие команды, шерстил характеристики и анкеты, выписывал оценки за несколько лет.

В такие часы они делали перерыв, пили вместе чай, прогуливались по территории, но оба понимали, что тянутся друг к другу и что их «вынужденные» задержки на работе вовсе не трудоголизм.

Поэтому приглашение на свидание было закономерностью. Условившись о месте и часе, они продолжили заниматься своими делами. Только никто из преподавателей не подозревал, что в здании академии два живота трещат от рвущихся наружу бабочек, так долго они копились.

Тен-Тен не могла уснуть в ту ночь. Ее упорно догоняли ранее гонимые мысли: он старше, что подумают в академии, что скажут родители и друзья? Каких-то девять лет или же целых девять лет? Он был учителем у ребят из седьмой, восьмой и десятой команд. И она также считала его тогда серьезным, сильным, взрослым Шиноби. И даже когда стала его коллегой, долго называла по привычке «сэнсэй». «Меня не поймут. Нас не поймут», — боялась того, что еще не произошло.

Сейчас у костра, вслушиваясь краем уха в разговор парней, она прокручивала в голове их первое свидание. Они встретились у беседки в дальнем углу парка, где заканчивалась набережная, вдали от любопытных глаз. Умино протянул ей порядком измятый в середине стебельков букет разноцветных ромашек, а она вложила свою ладошку в его — неестественно согнутую, словно выструганную из дерева.

Когда спустя полчаса столбняк прошел, они разговорились настолько, что не заметили, как солнце ушло за горизонт. Он много рассказывал о себе, своем обучении, первых миссиях и первых учениках. Тен-Тен узнавала его с другой стороны, не только как вечно собранного, внимательного, серьезного наставника, но и как обычного мужчину с нелегким прошлым, победами и поражениями.

Подходя к ее дому, он замедлил шаг. А она стала кожей ощущать исходящее от него напряжение. Конечно, она знала причину и, следуя своей прямолинейности, просто и без предупреждения дотянулась губами до его смуглой гладко выбритой щеки. Ирука сразу же разглядел этот зеленый свет через плотную пелену своей нерешительности. Рука легла на талию, вторая не отпускала ладошку девушки с забавными рожками на голове.

Если бы поцелуям давали названия, то этот носил бы имя Уместный. В нем не было спешки и напора, но была взаимность и изучение, не было нарушения зоны комфорта, но они дышали друг другом, закрыв глаза, и в нужную секунду отстранились, но не отвели стыдливо взгляд.

— Завтра пятница. Может быть, посмотрим фильм? — она только кивнула, все еще отягощенная его широко расставленными на ее талии пальцами от ребер до выступа бедра.

— С меня пицца. Зайду за тобой в пять. Спокойной ночи, Тен-Тен!

— И тебе, Ирука, — стоя на пороге, она смотрела на удаляющуюся в ночь весело покачивающуюся спину. «Хватит загоняться по пустякам», — думала она, когда ставила букетик в воду.

От приятных мыслей ее отвлекла подозрительная тишина. Она поднялась на локтях и беззвучно рассмеялась, глядя на спящих валетом только что не на шутку повздоривших друзей.

После разлуки

Крючок за крючком, ряд за рядом в ее руках приобретала форму оранжевая пинеточка. Хината уже представляла, как маленькие ножки будут брыкаться, отнекиваться от них, а ручонки загребать ее волосы, тянуть, путать и слюнявить. Даже улыбнулась всем предстоящим добровольным пыткам.

Ее наставница, сэнсэй Куренай, когда проходила через все это, казалась ей отрешенной, живущей в своем маленьком прекрасном мире. Как ни странно, но в это время Хината перестала испытывать к ней жалость. На лице молодой матери не было ни тени грусти или сожаления: Куренай была полностью поглощена своими счастливыми хлопотами. Конечно, ее ненавязчиво поддерживали все друзья, чем могли. А Шикамару и вовсе забыл о собственных нуждах: сам купил манеж, высокий стульчик для кормления, все заработанные деньги тратил на игрушки, платья, книжки с картинками.

Куренай как-то призналась, что ей кажется, что Асума не ушел навеки, что он незримо с ней. А Хинате стало стыдно за свое счастье, ведь она будет не одна считать первые шаги и вслушиваться в детскую тарабарщину в надежде услышать «ма» или «па».

За любимым занятием она не заметила, как солнце почти спряталось за горизонтом, глаза постепенно привыкли к сумеркам. Она продолжала беззвучно считать петельки, с азартом начиная вязать новую деталь. Ей хотелось поскорей увидеть готовую работу.

Но еще больше она ждала своего мужа, который вместе с товарищами уже держал путь в родную деревню. По ее подсчетам, они должны были быть на подходе, поэтому она решила, что, как только сработает таймер духовой печи, выпекающей его любимые имбирные пряники, пойдет навстречу.

Когда по квартире разнесся душистый карамельно-ванильный запах с горькими нотками, девушка накинула свою старую фиолетовую куртку и, не закрывая дверь на замок, поспешила выйти на главную улицу Конохи, чтобы сразу заметить подпрыгивающую оранжевую точку вдали.

Так и вышло. Вернувшиеся друзья заявили о прибытии на посту охраны и не спеша продвигались в сторону резиденции. Наруто, хоть и был уставшим, почувствовал ее приближение, остановился на месте, как вкопанный. Киба сразу понял резкую перемену, почуял один из самых приятных и родных запахов — смесь ночной фиалки, сдобного духа, а с наступлением беременности еще и топленного молока. Он посмотрел на Тен-Тен.

— Пошли. Мы отчитаемся сами, — перевел взгляд на растерявшегося парня, произнес с угрозой — Наруто, надеюсь, ты помнишь, что я тебе пообещал? — и не дождавшись ответа, побежал вперед. Тен-Тен разогналась следом, чередуя крыши и фонарные столбы.

Муж и жена сокращали расстояние между собой короткими шагами. Ниточка, что соединяла их в разлуке, вновь сворачивалась в плотный клубок вокруг ее сердца. Каждый ее сантиметр успокаивал Хинату, ведь она не оборвалась и ни за что не зацепилась. Когда оставалось пройти считанные метры, она не выдержала: руки назад ладошками вверх, колени выше, летящие прыжки. Последний, легкий, прямо перед ним, встала на цыпочки, цепляясь за шею, вдавливаясь в его широкую грудь, положила голову на плечо. Стояла так долго, в ожидании его ответа, который так и не наступил.

Он отвел руки назад, отстранился на шаг, как и до этого, пряча глаза. Все еще чувствовал на себе грязь, которую не смыть ничем.

— Хината, — собрал волю в кулак, — Мне нужно тебе сказать, признаться, — он видел только носочки ее сине-лиловых балеток в свете фонаря на пересечении улиц, — Я тебе не… Я был с др… — слова душили его, как будто он хотел объяснить ребенку, что такое смерть, — В Облаке я встретил…
— Н-Наруто, я, я все знаю, - она хотела скорей избавить его от непосильного груза вины.

Гром этих слов расколол почву под его ногами: «Ирука сказал. Зачем? Подумал, что так будет лучше? Что я не смогу?» Но еще больше его удивило теперь то, как она его встретила. Это были объятия утешения, прощения, поддержки, такие, как в тот раз в дождливую ночь в госпитале.

Он, наконец, решился посмотреть в ее глаза, чтобы подтвердить свои ощущения. Сиренево-перламутровые жемчужины кричали о сердечной боли за него, о тяжелом ожидании, о словах, что еще не высказаны. Сын Четвертого ожидал увидеть любую реакцию, но точно не такую. Даже морально готовил себя к мягкому кулаку.

— Я все расскажу. Но сначала, спасибо тебе. Ты признался, пусть не сразу, но сам. Но, — она улыбнулась широко, и первые слезы скатились по ее щекам, — но тебе не в чем признаваться.
***

По дороге домой она поведала ему обо всех своих переживаниях, о визите прожорливого горе-экперименататора, который во всем раскаялся, и о том, что он рассказал, прочувствовав на себе внутренний мир конохского джинчуурики.

— Старик ни словом не соврал. Мне и правда было неспокойно на душе, хотел поскорее вернуться к тебе, уже не рад был ни концерту, ни сытному столу, ни уж тем более той вечеринке, где была эта… Не важно, — при Хинате он не позволял себе бранных слов, даже намеков на них.

Она вывалила остывшие пряники в глубокую прозрачную тарелку, устланную бумажными салфетками, и пошла готовить для него горячую ванну с успокаивающими травами, а Наруто уже вовсю орудовал палочками, затягивая в рот широкие полоски лапши, не стесняясь, разбрызгивая наваристый бульон по всей площади стола.
***

Тен-Тен удивилась позднему звонку в дверь. Так поздно к ней гости не ходят. Заматывая волосы в полотенце, она вышла из душа, поправила халат, прежде чем открыть. На пороге с плоской квадратной коробкой в руках, перетянутой шпагатом, стоял Ирука. Под мышкой он держал большой синий термос.

— Здравствуй! — она немного опешила, прикидывая, что нужно говорить в подобных случаях, но так и не нашлась.

— Привет! — он неуверенно улыбнулся, глаза-щелочки дрожали, как при тике, — Я тут подумал, что ты можешь подумать, что я обижусь, что у нас не получился вечер, — он шаркал ногой, крепче сжимал свою ношу, — И вот решил, что ты будешь голодная и уставшая после миссии, поэтому вот…- протянул ей еще горячую пиццу, распространяющую бесподобный запах бекона и халапеньо.

— О, спасибо! — взяла за перекрещивающиеся грубые нитки. У мужчины сделался явно разочарованный вид, он свел брови на переносице, посмотрел по сторонам, сделал шаг назад. Конечно, он надеялся на приглашение. Но нет, значит, нет.

Только теперь она опомнилась, остановила за предплечье.

— А что у тебя в термосе? -отступила вглубь комнаты, пропуская гостя, который не заставил себя ждать.

— Сварил глинтвейн. Кажется уже пора, скоро середина осени…

И они вместе исчезли за дверью.
***

На чердаке завывал злой ветер, он же резкими порывами ударял в окно. По небу быстро проплывали облака, затмевая звезды. Прохладную темноту их комнаты согревали откровенные звуки двух соскучившихся друг по другу людей: влажные звуки отрывающихся друг от друга на доли секунды губ, шуршание свежего белья и тихие ласковые слова вперемешку с короткими смешками.

— Обещай, что не обидишься.

— Обещаю, — она провела по его щеке, прислушиваясь, как трещит щетина.

— У меня же теперь есть, с чем сравнивать, — зарылся в густоту ее еще не высохших полностью волос, захлебываясь летним ароматом лаванды, — И знаешь, ты вне всяких сравнений, — последними словами опалил раковину ее уха, почувствовал ответную дрожь, пробежавшую по ее стройному телу, нырнул в их теплоту под одеяло, напутсвуемый ее маленькими ладошками с аккуратными ноготочками, вжимающимися в напряженные бугорки его мышц на крепкой шее.

О шелк ее груди колко трется его подбородок и щеки, растягивая растущее томление вниз к средоточию ее женского естества. Легкая сорочка летит куда-то на пол, ладони в полной мере овладевают пленительной мягкостью ее изгибов в мурашках то ли от сброшенного одеяла, то ли от сладостного ожидания.

Крупные малиновые бусины болезненно ноют от касаний, он как будто играет на скрипке тонкой настройки, боясь перетянуть винты. Но дисгармония здесь исключена. Отрывистое меццо-сопрано женщины следует за голодным рыком, когда губы начинают посасывать плотную вершинку, затягивать и кожу рядом до красна. Их напор контролируют только стискиваемые на плечах пальчики.

Она следит за светловолосой макушкой, что спускается ниже. Наруто становится на колени между ее цаплиных ног, покрывает девичий животик совсем другими, заботливыми, невесомыми поцелуями, принюхивается к кисловато-терпкой эманации на уровне своей груди. Горячие ладони обрисовывают талию, спотыкаются о линию скромных вересковых танга с уже намокшей ластовицей, тянут их вверх, оставляя тонкие лодыжки на широких плечах хозяина.

— Ты у меня такая красивая, — заворожено смотрит на нее сверху вниз, привстав на коленях, медленно оглаживая ножки, упирающиеся теперь в его грудь и ключицы, тяготясь уже налитым членом, натянувшим свободные домашние шорты. Его женщина любуется сухими и крепкими, как корни, мускулами, что оплели натренированное годами тело.

Ее волосы темными длинными реками струятся по светлой ткани подушки, жемчуг глаз застила нега, ручки продолжают его дело, чувственно сминая, неумещая в ладошках белую грудь, сводя вместе и вновь отпуская. Ротик раскрыт, сиротливо ждет его поцелуя.

— Ч-что ты… Н-не надо, — протестно пытается вырвать свою ногу, когда он, закрыв глаза, берет ее пальчики в рот, начинает целовать каждую розовую подушечку. Но он крепко держит ее аккуратную узкую стопу не длиннее собственной ладони, побеждает в этом споре, разминая каждую точку.

По ее телу разбегаются волны блаженства, она уже не может терпеть, стыдливо тянется к лобку, зная, что он прекрасно все видит. Дотронулась, но тут же отпрянула, услышав притворно-строгое:

— Подожди, куда торопишься? Я сам. Сегодня ты в моих руках.

Отпустил расслабленные в конец ножки любимой. Аршинные плечи опустились между ними, перекатывая мускулами под загорелой кожей спины, покачивая крыльями лопаток. Ее тонкие крики соревновались со сквозящими завываниями ветра за окном, а его глушила кровь, стучащая в ушах.

Обильные выделения мазали его колючие щеки, оставались высыхать на носу и подбородке, раздражали рецепторы его языка, для которого были сравни майскому меду. Наруто уже знал, как ей приятно и как она любит, помогал средним пальцем, затягиваясь ее чутким уголком.

— Милый, ты. Ты тоже, — она как всегда не могла позволить себе быть эгоисткой, даже на одну ночь. Он услышал, сладко облизнулся, заметил тонкие руки, тянущиеся к нему, а затем любимое лицо, окутанное беспокойством о нем.

- Я успею, все успею, - с этими словами медленно поднялся, приспустив резинку шорт, поцеловал в чуть приоткрытые губы, словно успокоив, легко подцепил ее ножку на изгибе колена, перекатился вместе с ней на бок, раскрыв, удобно пристроился и не спеша вошел. Ее ручка сжала его напряженный бицепс, горячее дыхание Хинаты опалило лоснящуюся от пота грудь мужа.

— Тебе не больно, моя маленькая? Все хорошо? Не молчи, — он ускорялся, все сильнее напрягая ягодицы. Его ладонь двигала навстречу ее бедра, но все же он не входил на всю длину, оберегая.

Услышал жаркий быстрый шепот:

— Продолжай, все хорошо. Быстрей, пожалуйста. Еще быстрей, — другая ее рука почти грубо сгребла его волосы на затылке. А он, опустив глаза вниз, следил, как часто вздрагивает ее грудь от каждой фрикции, терял себя от тугого давления ее стенок, начинавших сокращаться.

Он позволил себе кончить, упершись лицом в ее макушку, только когда убедился, что она тоже близка. И теперь оглядывал свою девочку, с интересом наблюдал, как движется ее животик, немного увеличившийся за последний месяц в объемах, гладил шершавой ладонью ее румянец, пока она, опустив пушистые ресницы, переводила дыхание на его плече, опоясанная сильной рукой.

— Ты устала, родная? Давай отнесу в ванную.

Но она не нашла сил ответить, так и уснув с приятной липкостью между ног.

— Хорошо, тогда утром, — улыбнулся, поцеловал в лоб, подув на челку, подтянул ее колено чуть выше, себе на торс, бережно накрыл одеялом.

Его ладонь легла на ямочки Венеры, что обычно вырисовываются намного четче и притягивают, когда он берет ее сзади. Мужчина думал о том, что ей не только нет равных. Но и что каждую их ночь нельзя сравнивать с предыдущей.