Реквием надежды. Глава 13

Саске ехал в такси к аэропорту. Похороны прошли весьма спокойно, практически не требуя от юноши никаких вмешательств, но так было даже лучше. Учиха не хотел прикладывать к этому делу руки, потому что ему была противна сама процедура, не говоря уже об обычаях, да и атмосфера, царящая здесь, в Америке, не нравилась совершенно. Глядя на разодетых и совершенно не закомплексованных жителей, парень лишь брезгливо отряхивал пальцы, не понимая их манер и нравов, но везти тело брата, чтобы похоронить его в Японии по привычным традициям, он не стал. Ему просто хотелось быстрее разобраться с этим делом и вернуться домой. Туда, где его ждала Сакура.
Образ девушки за время пребывания в чужой стране немного потускнел, смытый навалившимися заботами и глухим раздражением, сопровождающими школьника с самого первого дня, но не пропал совсем. И это удивляло Саске. Раньше он бы никогда не стал отвлекаться от собственной занятости посредством воскрешения в голове облика какой-то там девицы, но Харуно являлась ему во снах и сладко убаюкивала, перебирая жёсткие волосы в тонких пальчиках. Она молчала и почему-то плакала.
Сидя на заднем сидении машины и глядя на проносящиеся мимо дома, которые сливались в одно сплошное пятно, Учиха вертел в руках личный дневник Итачи, прочитанный от корки до корки несколько раз. Общее настроение записей было весьма будничным и тривиальным, но те слова… Они взбудоражили что-то внутри, заставляя раз за разом вчитываться в чуть округлые аккуратные буквы, однако ответов пока не было, хотя парень чётко и не знал, какие вопросы его мучают.
Открыв книжечку вновь, Саске стал лениво листать тонкие, немного смятые странички, пробегаясь глазами по почти заученным наизусть записям. Где-то тут хранилась тайна, которая могла разрешить всё, поменять жизнь в корне, но брат каким-то образом умудрился спрятать свой секрет. Почему же он так не хотел, чтобы его кто-то узнал? Или он хотел сберечь это, чтобы обезопасить… кого? Младшего брата?
Парень усмехнулся и захлопнул записную книжку, вновь уставившись в окно. За всё это время он пару раз звонил Сакуре, чтобы расспросить про настроения в школе. С удивлением узнал про то, что Сай был в коме, но уже очнулся; что уссоратонкачи всё-таки признался Хьюге в любви; что Карин укатила с семпаями в Англию, чтобы построить карьеру. Эти новости немного разбавляли тоску, поселившуюся в сердце, но не убирали её совсем. Становилось труднее дышать в этой пыльной перенаселённой стране, которая вызывала отвращение своими свободными нравами.
Однако сейчас уже всё закончилось: Итачи похоронен, миссия завершена. Пора было забыть и отпустить, но пальцы, не переставая, теребили книжечку, а голова разрывалась от сотни предположений. Где же спрятана тайна?
Устроившись в салоне самолёта, парень пристегнул ремень безопасности и вновь достал личный дневник. Ему не давала покоя нераскрытая загадка, мешала сосредоточиться на других делах, которые должны были обрушиться на черноволосую голову по прибытии. Саске точно подрасчитал, что прибудет к вечеру, как раз к выпускному. То есть останется время на то, чтобы быстро привести себя в порядок и двинуть на праздник. По договорённости с учителями, все экзамены ему проставили заранее, потому что никто из них не сомневался в способностях школьника. Это даже доказывать не пришлось, но сейчас все мысли занимал секрет, который – парень это чувствовал – должен был пролить свет на многие события.
Самолёт плавно тронулся, разгоняясь по взлётной полосе. Учиха расслабленно откинулся на спинку кресла и сжал в пальцах дневник. В голову вновь полезли тысячи предположений, но тут ему вдруг показалось, что на задней обложке книжечки какая-то выпуклость. Изумлённо распахнув глаза, парень поднёс дневник к лицу и прищурился, пытаясь разглядеть неровность, однако поверхность была абсолютно гладкая, хотя пальцы всё равно прощупывали едва заметную преграду. Сердце гулко забилось в груди от волнения, пока он ногтями пытался разорвать обложку, но затем здравый смысл и страх испортить вожделенную разгадку остудили пыл юноши, и он, вытащив ручку, стал осторожно поддевать кончиком края бумаги. Когда, наконец, это получилось, на колени Саске спланировал плотно сложенный лист бумаги, чуть пожелтевший от клея, казавшийся от этого каким-то древним манускриптом. С трудом перебарывая растущее внутри возбуждение, парень аккуратно взял клочок, будто бы боясь порвать в нетерпении, и развернул, вглядываясь в мелкий нервный почерк, который лишь отдалённо напоминал руку Итачи, словно пишущий торопился куда-то, боялся не успеть описать бушующие внутри эмоции. На ощупь включив свет над своим креслом, Учиха с жадностью стал вчитываться. И чем дальше он читал, тем больше бледнел.
«Я помню это, помню, как сейчас. Картинка всё время стоит перед глазами, не тускнея ни днём, ни ночью. И даже сны не могут подавить этот страх и боль внутри. Как будто я попал в непрекращающийся кошмар, замкнутый круг повторяющихся бесконечно событий. Никто мне не поверит, потому что это слишком неправдоподобно. Я не могу рассказать это врачам или полиции. Даже собственному брату не могу рассказать. Порой я сам думаю, что придумал эту историю, чтобы оправдаться хотя бы перед самим собой, но эти образы, видения настолько настоящие, почти осязаемые, что я иногда просыпаюсь в холодном поту, с трудом подавляя рвущийся наружу крик. Только вот почему-то плакать я больше не могу. Видимо, слёзы иссякли в тот самый день.
Мы поехали с родителями по делам в соседний город. Саске брать с собой не стали, потому что у него была учёба. Не хотелось, чтобы младший отставал из-за неотложных дел, обрушившихся на нашу семью, а у меня как раз выдалась свободная неделя, чтобы помочь отцу.
После целого дня скитаний по небольшому городку и выполнению поручений, я вернулся в снятый родителями домик, радуясь, что успел до грозы, которая громыхала где-то неподалёку. И обнаружил в гостиной девочку. Сейчас я вряд ли точно смогу описать её внешность, но первым в глаза бросались яркие розовые волосы. Странно, что я разглядел их, ведь уже был вечер, и на улице ещё не зажглись фонари, а тучи, плотной серой завесой укутавшие небо, скрывали жалкие остатки закатного солнца.
Девочка сидела в кресле, свесив руки и закрыв глаза. Темнота укутывала её хрупкое маленькое тельце, практически проглатывая отдельные участки. Казалось, что она спит, и я почему-то не решился будить незваного гостя, решив, что раз родители впустили её в дом, значит, так надо. Приказы отца никогда не обсуждались, поэтому это вряд ли произошло бы без его разрешения.
Только спустя несколько секунд я понял, что в доме стоит какая-то неправдоподобная тишина. Не было слышно возни мамы на кухне, разговоров отца по телефону – ни единого живого звука. Только гром, подбирающийся к нашему скромному, по меркам Учих, жилищу. Затем я почувствовал какой-то странный запах – тяжёлый, режущий ноздри и скручивающий желудок жгутом. Я моментально забыл про девочку и двинулся по коридорам в поисках родителей, мучаясь от странного предчувствия. Сказать, что мне было страшно – это ничего не сказать. Впервые в жизни я испытывал подобный ужас. Как будто какой-то кошмарный сон поглотил реальность, заменив правду своим сюрреалистичным вымыслом.
Добравшись до кухни, я обнаружил родителей там. И в тот момент я умер, одновременно с густым раскатом грома и залпом ударившего по черепице дождя. Дикий, липкий ужас охватил голову, когда я увидел, что стало с ними: отец буквально плавал в луже собственной крови, которая тянулась тоненьким ручейком из кухни в коридор; мама лежала неподалёку, судорожно сжавшись, словно стремясь защититься, но, как выяснилось, безуспешно. Тёмно-багровые разводы были повсюду – на стенах, полу, обеденном столе. Не было ни единого чистого участка. Меня замутило от этой картины и даже, по-моему, вырвало – я точно не помню. На негнущихся ногах я подошёл к распростёртому телу отца и опустился на колени, борясь с сильной дрожью, сковавшей моё тело стальными цепями. Я не мог поверить в происходящее… Меня трясло, но не от страха, а, скорее, от раздирающей душу боли, вцепившейся в сердце подобно пауку. Я понимал, что их больше нет, но не принимал этого факта. Нежная, бесконечно любимая мама, которая всегда мягко улыбалась, сглаживая смертоносный отцовский гнев. Глава семьи, нерушимый и бескомпромиссный Учиха Фугаку… Мои родители были мертвы, их насильно лишили жизни. Как такое могло произойти? Кто способен на подобное?
Увидев рядом с мойкой окровавленный столовый нож, я схватил его и резко обернулся, почувствовав чьё-то присутствие. Это была та самая девочка в грязном светлом платьице. Она смотрела на меня большущими зелёными глазами и глупо моргала, переводя взгляд с отца на мать, а затем – снова на меня. Осознание того, что её руки перепачканы в крови по самые локти, что платьице казалось грязным из-за бурых пятен, наступило мгновенно, нарисовав в голове ясную картинку случившегося. Но как она, маленькая девочка, почти ребёнок, могла совершить такое?
Девочка сделала шаг вперёд и простёрла ко мне руки. Одновременно с этим ярким всполохом мелькнула молния, на мгновение осветив помещение. Я зажмурился от пронзительно-зелёных глаз незнакомки и резкого контраста с ярко-красной кровью на стенах. Выставив перед собой оружие, я что-то прокричал, срывающимся на истерику голосом. В голове творился сумбур из горечи, отвращения и жгучей злобы на незнакомку. Рука, сжимающая нож, дрожала от напряжения, отчего лезвие ходило ходуном, но я не опускал единственный предмет защиты. Я не боялся умирать и не хотел причинять боль ребёнку, будучи неуверенным в её виновности, но двое взрослых людей были убиты, два дорогих мне человека…
Девочка остановилась и растерянно огляделась. Она что-то говорила, но я не разбирал слов. Сейчас мне хотелось избавиться от потенциальной угрозы. Я зажмурился и закричал, чтобы она убиралась. Горло саднило от моего надрывающегося голоса, пока он не превратился в невнятный хрип. Боль, кровь, ужас… Всё это поглотило меня без остатка, заставляя глубоко и часто дышать, невзирая на мерзостный запах смерти и крови.
Когда я открыл глаза, девочка испарилась, словно её и не было на этом месте никогда, а сознание вдруг провалилось в небытие, увлекая за собой тело, которое грузно опустилось рядом с родителями. Я с какой-то отрешённостью следил за тем, как мои штаны пропитываются кровью, как выскальзывает нож из липкой влажной ладони. Мне не верилось… Я чувствовал себя умалишённым, сумасшедшим. И не мог понять, как же незнакомка могла проникнуть в наш дом и совершить это, а главное – зачем? За что? Ведь наша семья хоть и могущественная, но не настолько, чтобы устранять такую помеху. Хотя… Повод для убийства можно найти всегда. Для этого не обязательно быть пятым колесом у телеги.
Сидя на полу на кухне, я просто смотрел на тела людей, когда-то бывших мне родными, и уже не чувствовал ничего. Мне захотелось просто сгинуть, раствориться в раскатах грома и бушующей непогоде. Я хотел умереть. Лишь мысль о том, что Саске останется совсем один, не позволила мне схватиться за нож и полоснуть по собственному горлу. Мой маленький глупый братик… Потеряв сразу всю семью, он бы пропал. А если останусь я, то смогу помочь хотя бы пережить, впитывать его боль, мешая с собственной, забрать хоть маленькую часть этого всепоглощающего чувства, заменив её на что-то другое, на то, что поможет ему жить дальше.
А утром прибыла полиция и заключила меня под стражу, обвинив в убийстве родителей. Я со смирением принял новый титул и без сопротивления последовал за ними, без особых эмоций глядя, как мне сковывают наручниками запястья, как ведут к машине, чтобы увезти и запереть в камеру предварительного заключения. Мне на тот момент нужно было просто отключить все эмоции, сковать собственное сердце в корку льда, чтобы не сойти с ума от картинки, стоящей перед глазами.
Я бы мог рассказать эту историю в суде, но не стал. Почему? Наверное, это всё-таки был подсознательный страх, что это всё выдумка. Вдруг я действительно сам убил их, а сейчас погряз в иллюзиях, позволяющих мне жить и дышать дальше?
Но тот взгляд, которым одарил меня Саске, я не забуду никогда. Там была просто бешеная смесь из ярости, ненависти и мольбы. Мольбы, чтобы меня оправдали. Мне внезапно показалось, что если ему будет кого ненавидеть, то это гарантированно позволит выжить в нашем суматошном мире, жестоко относящемся к сиротам. Я с кристальной ясностью осознал, что лучше сохранить эту тайну при себе, чтобы мой маленький глупый брат жил, рос, стремился к чему-то. И я промолчал в очередной раз, в зале суда, когда вершился мой приговор. Разбитые вдребезги детские надежды и хрупкий мир маленького ребёнка разнеслись по помещению гулким звоном тысячи кусочков, заглушаемых стуком судейского молотка. Прости меня, Саске, но ты должен жить, поэтому эта тайна умрёт со мной.
Даже в лечебнице мне не удалось избавиться от кошмаров. Ночами я метался в бреду, крича и отмахиваясь от демона с розовыми волосами и горящими злым ледяным огнём зелёными глазами. На какое-то время она перестала являться мне, но с недавних пор видения всё чаще. Я чувствую, что скоро умру, потому что она хочет забрать меня с собой. Наверное, это последняя запись».
Саске откинулся на спинку кресла, прерывисто дыша. К взмокшей спине моментально прилипла рубашка, добавляя к обострённым до предела чувствам омерзение. Прочитанные строчки плясали перед глазами, складываясь в новые слова, издевательски перефразируясь, преображаясь в совершенно иное значение. Парень стиснул в руках бумагу, едва не порвав её. Отрывки послания всплывали в памяти, мешая сознанию здраво мыслить. «Это всё неправда!» - в ярости вопил голос разума, однако сам Учиха ему уже не верил. Вся логика, построенная цепочка событий вдруг разорвалась на крошечные звенья и рассыпалась по полу, хрустя под подошвами ботинок. Школьник сжал руками голову, стискивая волосы в пальцах и сминая письмо в ставший ненужным клочок. Воздуха не хватало, лёгкие, казалось, уменьшились в размерах, не позволяя пропускать привычную дозу кислорода в кровь. Сердце пронзила практически нестерпимая боль, заставляя сгибаться, чтобы хоть как-то её уменьшить. Парень упёрся лбом в колени, продолжая сжимать в кулаке бумагу и волосы, не обращая внимания на жёсткий ремень безопасности, впившийся в живот. В висках стучало, отдаваясь в глаза искрами…
- Неправда… - прошептал он, с трудом дыша сквозь стиснутые зубы.
- Учиха-сама, - голос, раздавшийся рядом, заставил юношу повернуть голову, - с Вами всё в порядке?
- Нет! - прорычал он, испугав молоденькую стюардессу. – Сгинь!
Девушка, пискнув, убежала от рассерженного пассажира, боясь за свою репутацию, так как его гневные рекомендации могли бы значительно осложнить жизнь.
А Саске, оставшись в одиночестве, снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, борясь с обрушившейся молнией головной болью. Образы, мучившие Итачи столько времени, яркими всполохами появлялись в мозгу, заставляя измученное сознание вновь и вновь переживать события той ночи. Крепко зажмурившись, парень пытался мыслить логически, не обращая внимания на дикую злобу, обуявшую всё существо. Ему хотелось сейчас же позвонить Харуно и выяснить правду, хотелось при встрече вцепиться в её шею и задушить, с садистским удовольствием следя, как с её губ сорвётся последний вдох. Ненависть, долгие годы терзавшая душу и временно угасшая в связи со смертью брата, воспылала с новой силой, сдавливая внутренности, затуманивая голову ядовитым облаком.
«А вдруг это была другая девочка?» - голос разума вновь проснулся, восстав из-под придавивших его ненависти и почти что сумасшествия. Это была призрачная и робкая надежда, о существовании которой Учиха раньше и не подозревал. Ему не хотелось верить в то, что эта девушка, которая жила с ним на протяжении последних двух месяцев, подарившая яркие минуты незабываемого наслаждения, ставшая почти что лучшим другом и внезапным союзником во всём… враг. Юноше проще было представить в этом амплуа Итачи, потому что его ненавидеть он привык. Царапаться за жизнь под сочувствующими взглядами, доказывать всем, что он не такой, как этот сумасшедший убийца. Всегда видеть перед собой его лицо, чтобы с новой порцией злости взяться за неполучающееся дело. А сейчас… Сейчас всё вдруг показалось бессмысленным и глупым, как будто всю жизнь, всю эту книгу просто взяли и пропустили через шредер, заменив тщательно прописанные строки в полоски ненужной бумаги. Но одна мысль, засевшая в горле и застрявшая там прочным комком, не позволяла упасть в непростительную и непозволительную бездну – правда. Саске желал знать правду. Истово, с животной яростью. Сейчас только это не давало опустить руки. И через каких-то несколько часов трагедия всей жизни Учихи должна была разрешиться.
Сакура встала перед зеркалом и вздохнула, глядя на своё отражение. Ино посоветовала надеть красное платье с корсажем без лямок, чтобы подчеркнуть свои достоинства. И сейчас, рассматривая результат, Харуно не могла сдержать горестного вздоха. Да, оно, несомненно, ей шло, но этот цвет… Он вызывал дрожь во всём теле, мурашки. Девушка не любила красный цвет, даже боялась его в некоторой степени, но раз уж подруга посоветовала, то деваться было некуда. Тем более что Сакура сама пообещала выглядеть сногсшибательно, выполняя функции отсутствующей роковой блондинки.
Все экзамены пронеслись в мгновение ока, как страшный сон, оставив после себя невероятную усталость и едва заметную эйфорию от осознания, что кошмар закончился. Вот только Харуно было неспокойно – она осталась один на один со своими страхами, лишившись подобного отвлекающего фактора. Но сегодня должен был вернуться Саске, а это означало тяжёлый обстоятельный разговор и о его вранье, и о том, что делать дальше. Фактически, их договор о фиктивных отношениях подошёл к концу, школьная суета прекратилась, значит, ему больше не нужна была ширма для отражения атак поклонниц, мешающих готовиться. «Значит, пора паковать вещички и перебираться обратно к Свинке, - с тоской подумала Сакура, накручивая на палец прядь розовых волос и закусив губу. – Нет, это замечательно, но…» Вот что именно «но», школьница так и не смогла придумать. Что-то манило её остаться, но тяжёлый секрет, который она хранила глубоко внутри, не позволял это сделать. Харуно хотела рассказать парню об этом и посмотреть, что он скажет. Она была больше чем уверена, что Саске просто выгонит её из дома. В лучшем случае. В худшем – сделает что-нибудь пострашнее. Но, в конце концов, она не имела права утаивать это, потому что это касалось его семьи. И брата. Того самого, который умер в психиатрической лечебнице.
- Там должна была оказаться я, - прошептала девушка и, отойдя от зеркала, присела на кровать, сжимая плечи.
Страшные воспоминания, обрывочные и непонятные, которые сама Сакура не могла сложить в цельную картину… Кристально ясно вырисовывалось одно – она убийца. Вот только ей было не ясно, зачем именно понадобилось убивать семейство Учих? Ведь они, судя по всему, были крайне добры и приняли в свой дом маленькую голодную девочку, которая постучалась в дверь. Что же именно произошло дальше?
Помотав головой, Харуно опустила руки на колени и чуть сжала подол атласного платья, морщась от ядовитого красного цвета, который, казалось, поглощал пальцы, окрашивая их… Резко разжав ладони, она испуганно вскрикнула, судорожно оттирая несуществующую кровь с них, но ничего не было. Осталось лишь неприятное ощущение внутри, как будто наружу рвалось что-то, царапаясь острыми когтями и зло шипя. Сакура стиснула зубы и сжала руки в кулаки, пытаясь отделаться от назойливого чувства.
«Ну когда же ты уже вернёшься, Учиха?!» - раздражённо подумала девушка, вскакивая с кровати и подходя к окну. Ей было одиноко и страшно. С тех пор как Ино погрязла в заботах об очнувшемся Сае, как Хината и Наруто стали встречаться, она осталась совершенно одна, утопая в своих кошмарах, которые в последнее время стали чаще являться как во сне, так и наяву. Тёмные коридоры особняка пугали, загадочные скрипы приводили в ужас, загоняя Сакуру в угол, заставляя проводить бессонные ночи, глядя в потолок. Её измотало это, высосало без остатка. И теперь, когда даже такой отвлекающий фактор, как экзамены, закончился, ей предстояла новая битва за свой разум.
Неожиданно раздался звонок в дверь, эхом разнёсшийся по всему дому. Девушка изумлённо моргнула и пошла к лестнице, прислушиваясь к собственным шагам. «Саске приедет только к вечеру. Ино сейчас у Сая. Наруто и Хината наверняка уже в школе. Кто же это?» - в голове творился сумбур от самых разных мыслей, но ни единого ответа на поставленные вопросы не находилось.
Половицы чуть поскрипывали, по ногам гулял лёгкий сквозняк, чуть холодя ступни, но почему-то становилось жутко от повисшей тяжёлой, давящей тишины. Словно это вновь сознание сыграло злую шутку, подкинув этот несуществующий звук. Остановившись возле двери, Харуно приложила ухо к дереву и постаралась прислушаться, но гулкие удары собственного сердца заглушали даже мысли, не говоря уже о других звуках.
- Кто это? – громко спросила она, стараясь прогнать непонятный страх.
Однако ответа не последовало. Пожав плечами, девушка уже хотела было уйти обратно, но тут раздался настойчивый стук, оповестивший о том, что гость никуда не делся с порога. Сглотнув, она промолчала, надеясь, что посетитель просто испарится. Почему-то жутко не хотелось открывать, хотя даже неизвестно было, кто пришёл. Было до ужаса страшно. Сердце билось так сильно, что казалось, будто грудь сейчас не выдержит и взорвётся.
- Кто Вы? – вновь спросила Сакура, стараясь проглотить липкий страх.
- Уже забыла меня? – слегка насмешливый и безмерно… ядовитый голос раздался совсем рядом.
Поворачивая голову, Харуно уже знала, кого увидит. Бледная кожа, длинные чёрные волосы, искривлённые издевательской ухмылкой тонкие губы и яркие жёлтые глаза с узкими зрачками. Орочимару… Он! Мучитель, опекун – кошмар наяву.
Сделав шаг назад, девушка зажала рот ладонью, пытаясь подавить дикий крик ужаса. Упершись спиной в деревянную плоскость, она вытянула вперёд свободную руку, словно стремясь остановить приближающегося мужчину, но эта преграда не могла ему помешать. Он стоял так близко, что Сакура чувствовала его дыхание, именно чувствовала, а не слышала. Как размеренно, без малейшей доли волнения, поднимается и опускается широкая грудная клетка, как с каждым выдохом в повисшую тишину проникают сотни, тысячи, миллионы чёрных частичек, создавая вокруг хозяина ауру концентрированного зла. Это было до слёз знакомо, до боли. Каждый день в лаборатории девушка угадывала своего мучителя не по шагам и даже не по голосу, а по этой страшной и мерзкой ауре, которая всегда плотным коконом окутывала его, проникая сквозь ноздри в лёгкие, сквозь поры – в тело, отравляя, заражая вирусом отвращения.
- Маленькая девочка совсем от рук отбилась, - прошипел Орочимару, разглядывая её своими сверкающими в темноте глазами. – Собралась вот на дискотеку, а папочку в известность не поставила.
Харуно передёрнуло от этого голоса, но больше всего её покоробило то, как он произнёс «папочка». В устах опекуна это звучало почти богохульно, как будто он осквернил само гордое звание «отец». Никогда она не называла его так даже в мыслях, даже не питала иллюзий по поводу того, что он может примерить на себя это слово с должным достоинством и уважением.
Вжимаясь в дерево двери, девушка молилась всем святым, которых только знала, о том, чтобы проснуться и обнаружить, что она по-прежнему одна дома. Однако сегодня, видимо, никто не слышал этих взываний, игнорируя крики души.
- Ну, что же ты молчишь, Сакура-чан? – мужчина положил ладонь на оголённое плечо и сжал его, показывая свою власть и силу. – Неужели совсем не скучала?
- Убери руки, мерзкий подонок! – срывающимся шёпотом ответила на это она, стараясь поплотнее сдвинуть дрожащие колени. – Больше я тебя не боюсь!
- Да что ты? - он язвительно ухмыльнулся, проводя языком по губам. – И что же ты мне сделаешь, а? Убьёшь, как родителей Саске-куна?
Девушку будто током ударило. Даже дрожь прошла, заменившись какой-то апатией, полным безразличием и пустотой, поглотившей сжимающееся сердце. «Он знает…» - билось в голове, пока Орочимару медленно, словно специально растягивая удовольствие, наклонялся к её лицу.
- Неужели ты думала, что случайно попала в их дом? – прошептал он, наслаждаясь произведённым эффектом.
Харуно показалось, что мир треснул, покрываясь ртутными чёрными полосками, отваливаясь от общей картины кусочек за кусочком, обнажая выбеленные временем кости. Земля ушла из-под ног, оставив только зияющую пропасть, настолько тёмную и непроницаемую, будто сама великая бездна разверзлась, чтобы проглотить покрывающееся испариной хрупкое тело.
«Не случайно?» - одна короткая вспышка – и вновь темнота. Вакуумная, расщепляющая сознание на молекулы.
- Нет, моя дорогая, всё в твоей жизни происходило не случайно, - мужчина отодвинулся, разглядывая стремительно бледнеющую жертву. – Говорят, что жизнь человека вершит судьба. Выходит, что твоя судьба, Сакура-чан, – это я.
Медленно повернувшись к нему и уставившись в злобные змеиные глаза, девушка даже не моргала, ощущая, как сохнет слизистая от этого. Что он имеет в виду? И почему так торжествует, словно был уверен в своей победе?
- Позволь, я расскажу тебе короткую, но занимательную историю о твоей жизни, - Орочимару взял не сопротивляющуюся школьницу за руку и потянул в гостиную, где со всеми удобствами и расположился, посадив свою жертву напротив.
Она сидела, как кукла: широко распахнутые стеклянные глаза; застывшее, словно восковое, лицо; неподвижные руки и ноги, как будто кто-то сковал их. Сакура слушала его и отказывалась верить в происходящее. Получается, вся её жизнь – это обман, иллюзия, придуманная одним человеком, который сидел сейчас напротив и неспешно вёл свой рассказ.
- Знаешь, я с самого начала наблюдал за тобой. Ты была превосходным экземпляром для испытаний. Я давно был знаком с твоим отцом – по работе часто пересекались. Ты же знаешь, что он работал в исследовательской лаборатории? Ну, это неважно. Мы вместе трудились на благо Японии, разрабатывая различные техники и лекарства. Только вот моя дорога резко свернула, когда я понял, что могу подчинять себе разум людей при помощи одного препарата, который мы разрабатывали вместе. Только твой отец не заметил побочных действий, поэтому посчитал эксперимент проваленным, а я уцепился за возможность совершить великое открытие, но для этого нужны были деньги, много денег, и материал для экспериментов, который я добывал с огромным трудом.
Когда Харуно-сан однажды привёл свою маленькую дочку, чтобы показать лабораторию, я поначалу даже не обратил внимания, но потом, спустя долгие семь лет, я вдруг обнаружил в тебе те способности, которые могли мне помочь. Дело в том, что я занимался исследованиями и вне лаборатории, но все мои подопытные умирали по той или иной причине – препарат просто убивал их. Распад начинался практически моментально, стоило только вдохнуть эти ядовитые пары. Но ты, моя дорогая, выжила, когда рядом с тобой разбилась пробирка. Я тогда испугался, что если ты умрёшь, то мои разработки мгновенно накроют медным тазом, однако случилось чудо, о котором я ранее даже и мечтать не смел, – ты выжила. И не просто выжила, а повела себя так, будто даже не почувствовала, как яд проникает в твои лёгкие, в тело, в кровь. Мне нужна была ты, чтобы проводить опыты, хотя для этого пришлось пожертвовать двумя людьми, которых ты считала родителями.
Это было просто. Кабуто в этом деле незаменим – он сам совершил преступление, так ещё и тщательно его прикрыл, сделав из убийства несчастный случай. Как же всё-таки полезно иметь такого человека в штате, согласись, - Орочимару усмехнулся, глядя, как задрожали сжимающиеся в кулачки руки. – Оформить опекунство не составило труда – несколько взяток, пара добрых слов и обещание заботиться о сиротке. Ты попала ко мне в руки, и исследования продолжились, набирая обороты, потому что в моих руках оказался ценный экземпляр, поддающийся лепке, как тёплый пластилин.
Потом наступил кризис, повлекший остановку процесса. Этот кризис случился в тот момент, когда меня уволили из-за пропажи ценных материалов, которые были нужны для исследований. Но решение нашлось почти мгновенно – в наш город приехало семейство Учих, которые славились своим богатством. Я знал, что они любят своих детей до умопомрачения и готовы ради них на всё. И первой идеей, возникшей у меня, было похищение с целью выкупа. Но потом она быстро растаяла, потому что мне нужен был постоянный доход, а единовременный денежный взнос никак не поправил бы дела. Когда я узнал, что младший сын – Саске-кун – остался дома, появился новый план. Нужно было убить их всех, оставив сироту, над которой можно оформить опекунство. Я уже знал, как эти дела делаются, поэтому понимал, что лучшего выхода из сложившейся ситуации просто нет, но посылать Кабуто на повторную миссию я не стал, потому что два похожих убийства – это бы вызвало подозрения. Я не сомневался в способностях своего подчинённого, но знал его болезненную любовь к педантичности и тщательности.
И тогда я вдруг обратил свой взгляд на девочку, запертую в лаборатории. Ты как раз была подготовлена к инъекции моего препарата, поэтому сомнений не осталось. Я ввёл тебе сыворотку и отправил к дому Учих. И, моя дорогая, ты превзошла все ожидания, справившись с задачей даже не на пять, а на пять с плюсом! Чётко и ловко убила двух взрослых людей, не оставив при этом никаких улик.
Но тут я обнаружил, что твоё тело, помимо устойчивости к разрушительному действию препарата, может ещё и подавлять его. Так ты, моя хорошая, сумела сбежать, оставив в живых Итачи. Но даже это пошло на пользу, потому что нашёл тебя я очень быстро, а убийство удалось свалить на старшего сына Учих. Браво, Сакура-чан, - мужчина скупо поаплодировал. – Однако некоторым планам не суждено было сбыться, так как Саске-куна поручили заботе одному из глав компании, прописав в договоре, что всё состояние он получит по окончании школы. И родился новый план, с которым ты, Сакура-чан, опять-таки прекрасно справилась. Мне только надо было слегка корректировать твои передвижения. Правда, я не ожидал, что ты поселишься в этом особняке, но это даже лучше.
Правда, ты чуть не выдала себе, едва не забив до смерти своего же одноклассника. Такой бледный черноволосый юноша – даже не знаю, как его зовут. Но тут Кабуто пригодился снова, устранив улики и отнеся тебя сюда. Дело в том, моя дорогая, что препарат всё-таки иной раз берёт верх над твоим подавлением, блокируя память и вызывая звериные инстинкты. Признаться, я был даже несколько удивлён, узнав о таком свойстве. Видимо, исследование надо будет основательно доработать, чтобы не допускать больше таких неконтролируемых выбросов.
Так вот, к чему я это всё. Сакура-чан, ты позволила мне подобраться к Саске-куну настолько близко, как я даже не мечтал. Сегодня день вашего выпускного, то есть он станет обладателем всего состояния на днях. Я как раз успею его перехватить и подчинить своей воле. У меня есть для этого необходимые сыворотки. И когда я смогу контролировать состояние Учих, то продолжу свои исследования. И всё это благодаря тебе.
Орочимару замолчал, сверля взглядом окаменевшее тело напротив. Девушка даже дышать боялась, чтобы окончательно не потерять реальность. Весь этот рассказ, все факты, выложенные на стол, выглядели до тошноты правдоподобными. И даже сознание ошеломлённо молчало, принимая всё сказанное. Было просто нечего возразить.
Рвота подкатила к горлу, отчего Сакура согнулась, пачкая красивый дорогой ковёр и своё вечернее платье. Руки дрожали, в голове помутилось. «Значит, это всё из-за меня? – зажмурившись, Харуно безуспешно пыталась сдержать слёзы, которые катились по лицу. – Мама, папа, родители Саске, Итачи, Сай… это всё на моей совести». Тело сотрясалось в беззвучных рыданиях и рвотных спазмах. Душа будто вытекала вместе с извергаемой жидкостью и остатками обеда. Было больно, было страшно, было невыносимо мерзко от всего этого. В ушах нарастал нестерпимый звон, грозящий заполнить собой всю голову, заглушая мысли и разум.
- Саске-кун скоро приедет, поэтому приведи себя в порядок, чтобы не вызвать подозрений, - противный, скользящий голос мужчины едва заметно коснулся сознания, оставив там зловонный отпечаток.
Девушка вдруг поняла, что проваливается в пустоту – огромную и липкую. Её засасывало в бездну. Мерзкое чувство, лишающее воли… такое знакомое. Поднимая голову, чтобы посмотреть на опекуна, Сакура вдруг почувствовала, как губы растягиваются в жуткой широкой ухмылке, а глаза начинает печь. Руки сводило, заставляя кулаки сжиматься до тех пор, пока ногти не впились в ладони. Ноздри подрагивали от жуткого запаха, витавшего вокруг – и это ещё больше сводило с ума.
- Мой тебе подарок, - будто со стороны она услышала собственный скрипучий голос.
А потом наступила темнота, нарушаемая лишь редкими всполохами красного, переливающегося атласа. Багровая пелена, непроницаемая, окутывающая сознание плотным покровом, мешая мыслить и даже жить. Женский смех и тихий шум воды. Мерзкий звук рвущейся ткани и сдавленный хрип. Мягко, липко, тепло, противно… Режущий ноздри запах, разрывающий лёгкие на части. И какая-то животная радость, словно свершилось то, чего так жаждало тело, но не принимала душа… Удовлетворённый мужской голос, плавно перекатывающийся в булькающий хрип: «Ты - моё лучшее творение».
Когда взгляд прояснился, Харуно увидела, что сидит на коленях посреди кухни и судорожно сжимает в руках окровавленный топорик для разделки мяса. Вскрикнув, она выронила тяжёлое орудие и постаралась отползти, но перепачканные руки скользили по кафелю, оставляя тёмно-красные разводы. Прислонившись спиной к тумбочке, девушка прижала перепачканные кулачки к лицу и тихо заскулила, изредка всхлипывая и глотая слёзы, застрявшие в горле. Снова… снова это получилось. Снова против воли, оставляя в душе огромную рваную рану, которая будет затягиваться годами. И адскую боль, непереносимую, сжирающую сердце.
Повернув голову, Сакура увидела тело опекуна. Искромсанное и практически неузнаваемое. Лицо напоминало кровавое месиво из костей и плоти, которая свисала рваными кусками. Складывалось ощущение, словно в ход шёл не только топорик, но и зубы, и ногти, разрывающие кожу, выворачивающие внутренности. От этой мысли замутило ещё больше. На мгновение зажмурившись, девушка снова посмотрела на размазанную повсюду кровь. Следя взглядом за постепенно чернеющими полосами, она наткнулась на два ярко-жёлтых глаза, покоящихся на столешнице. Задыхаясь, Харуно снова закрыла лицо руками и разрыдалась.
Саске зашёл в дом, когда уже порядком стемнело. Он распахнул дверь и замер на пороге, вслушиваясь в непривычную тишину. Было странно, что Сакура не возится и не носится с приготовлениями к выпускному. «Хм, может, спит», - потирая переносицу, подумал школьник и двинулся к лестнице, но тут его внимание привлёкло странное пятно в гостиной на ковре. И мерзостный запах. Поморщившись, он хотел уже было рассмотреть поближе этот непорядок, но тут из кухни послышался звон и сдавленные рыдания. Метнувшись туда, парень замер, разглядывая жуткую картину. Повсюду, насколько хватало обзора, была кровь. Разводы, сгустки, ошмётки плоти… И тело посреди помещения, лежащее на спине, раскинув руки в стороны. На лице… вернее, на том, что осталось от лица почему-то была едва различимая ухмылка, как будто жертва испытывала животный восторг от экзекуции, творимой над ней.
Учиха зажал рот рукой, борясь с тошнотой, и повернулся в сторону сжавшегося комочка, перепачканного в крови и горестно всхлипывающего. Растрёпанные розовые волосы, на которых уже запеклась чужая кровь, местами изорванное ярко-красное платье в тёмных пятнах. Сакура сидела на полу, поджав ноги к подбородку и закрыв ладонями лицо, и плакала… даже не плакала, а, скорее, поскуливала, изредка вздрагивая от всхлипов. Саске скосил глаза на валяющийся неподалёку топорик для разделки мяса и сглотнул, прикидывая, успеет ли в случае чего схватить его. Он сделал шаг, морщась от стука подошвы по кафелю, который моментально привлёк внимание девушки.
- Сакура, - позвал парень, предусмотрительно убирая руки в карманы.
- С-Саске? – она посмотрела на него глазами, полными слёз, и прижала ладонь ко рту, словно только что сказала непростительную глупость.
Глядя на неё, на этот вид, в эти глаза, он понял, что имел в виду Итачи, говоря о том, что не хотел убивать это невинное создание, не убедившись в её виновности. Харуно не была похожа на хладнокровную убийцу – скорее, на жертву, которую беспощадно подставили. И сейчас Учиха метался между желанием придушить её и желанием прижать к себе. Это было почти что разрушительно.
- Что произошло? – придав тону как можно больше безразличия, поинтересовался он.
- Я убила… Всех убила… - борясь с истерикой, выдавила Сакура. – Я всех убила. И Его тоже убила. Я убийца, Саске, - она внезапно запнулась и, судорожно всхлипнув, вцепилась руками в ткань платья, будто стремясь удержать себя на месте. - Я чувствую, как это внутри меня растёт снова… Убегай, Саске!
- Никуда я не пойду, - холодно ответил парень, презрительно поджимая губы.
- Ты не понимаешь! – девушка замотала головой, стремясь опомниться, но становилось всё хуже. – Приступ ещё не прошёл, я могу сейчас наброситься на тебя!
- Я никуда не пойду, Сакура, до тех пор, пока ты не расскажешь, почему убила моих родителей, - процедил Учиха, подняв с пола топорик.
Глядя на его действия, Харуно сжала зубы и вдруг выгнулась всем телом до такой степени, что послышался хруст позвонков. Глаза закатились, скрыв полностью изумрудную зелень, оставляя только помутневшие белки. Скрип стиснутых до боли зубов послышался сквозь заунывный стон, сорвавшийся с приоткрытых губ. Казалось, что ещё немного, и она обрастёт шерстью, трансформируясь в мифического оборотня. Хотя, по сути, оборотнем она и была – волк в овечьей шкуре. Убийца с невинными глазами и нежной улыбкой. Два человека в одном теле, борющиеся за право быть первым. «Кто сейчас возьмёт верх, а, Сакура?» - парень с долей отрешённости наблюдал за этими метаморфозами, крепче стискивая топорик. Он знал, что без сомнений ударит её в случае нападения, потому что ненависть слишком сильна, разрушая разум своей концентрированностью. Но что-то мешало сделать это здесь и сейчас, что-то опускало занесённую для удара руку. «…если ему будет кого ненавидеть, то это гарантированно позволит выжить…» - вдруг всплыли в голове строчки из того послания. Саске сжал губы, осознавая, что брат был тысячу раз прав…
Девушка вдруг замерла и медленно повернула голову в сторону застывшего одноклассника, оскалив зубы в жуткой усмешке. Глаза по-прежнему были бесцветными – лишь белки, испещренные красными капиллярами. Пальцы на руках нервно подрагивали, словно стремясь схватить что-нибудь.
- Ты убила моих родителей? – надменно повысив голос, спросил Учиха.
Харуно хрипло рассмеялась в ответ, не моргая и не пытаясь подняться. Она не ответила ничего, продолжая сверлить его невидящим взглядом, который пробирал до костей. Парень едва сдержал судорожный вдох разочарования и злобы, пытаясь справиться с бушующими внутри эмоциями, которые сейчас никак не могли бы помочь ему разобраться со всем этим. Ему требовалось хладнокровие. Иначе он просто убьёт её.
- Отвечай мне, - прошелестел Саске, сдерживая ярость.
- Иначе что? Убьёшь меня? – Сакура захихикала, чуть прищурившись.
Парень с рыком двинулся к ней и, опустившись на колени, приставил топорик к незащищённому горлу.
- В точку, - практически прошептал он, глядя в эти бесцветные глаза.
- Так убей, чего же ты ждёшь? – девушка придвинулась, отчего лезвие коснулось кожи, оставляя кровоточащий порез. – Что нового ты для себя узнаешь, если я скажу, что и вправду убила твою семью? Убила и сбежала, оставив твоего брата нести за меня наказание.
Учиха почувствовал, как внутри всё разрывается на части от боли и ненависти. Он зарычал, стараясь с воздухом выпустить душащие его эмоции, и со всей силы вогнал топорик в пол, отчего кафельная плитка моментально лопнула, расколовшись на несколько частей. Школьник вцепился в горло одноклассницы и сжал дрожащие от гнева пальцы, испепеляя это ставшее незнакомым лицо. Однако Харуно не пыталась освободиться – лишь хрипела, не переставая улыбаться, как будто именно этого и ждала, как будто он сейчас исполнит то, к чему она так стремилась.
- Давай, Саске, чуть больше усилий, - издеваясь, протянула она. – Чуть сильнее – и позвонки с хрустом сломаются. Ты отомстишь за своё семейство. Ну же?!
Он судорожно и с всхрипами дышал сквозь стиснутые зубы, пытаясь подавить свою ненависть, которая чёрным покрывалом окутывала замедляющее ход сердце. Это было сродни кокону, в котором сгниёт душа, если вовремя не остановиться. Парень прекрасно понимал это, вспоминая написанные в дневнике слова о ненависти. Итачи был до омерзения прав.
- Я не собираюсь тебя убивать, - медленно, взвешивая каждое слово, произнёс Учиха, ослабляя хватку.
- Какого чёрта?! – прорычала в ответ девушка.
- Ты не добьёшься этого, - он усмехнулся, глядя, как испарина выступает на её лбу, как злобно кривятся губы.
- Что, - ядовито ухмыльнулась Харуно, - влюбился?
- Нет, - Саске снова сжал пальцы, яростно сверкая глазами, которые казались ещё более чёрными, чем обычно. – Нет, я не влюбился. Я ненавижу тебя, Сакура. Ненавижу так сильно, что хочу сейчас же свернуть тоненькую шейку, чтобы увидеть боль на твоём лице, услышать предсмертный хрип. Ненавижу настолько, что как только убью – потеряю смысл жизни. Ты нужна мне, чтобы не потеряться в темноте, которая сейчас опутывает голову.
- Но ты же хочешь отомстить! – она стала вырываться, царапая ногтями кожу на его запястьях. – Хочешь убить! Убей!
- Нет, - Учиха отнял одну руку от шеи Сакуры и взял кухонный топорик. – Если я сейчас отомщу, то погружусь в бездну навсегда. А я хочу жить, поэтому ты тоже должна жить, подкармливая мою ненависть. Это будет болезненное существование и для меня, и для тебя. Практически мазохизм – смешение боли, крови и удовольствия.
- Тогда я буду продолжать убивать, - гадко усмехнулась Сакура.
- Нет, я позабочусь об этом, - парень размахнулся и ударил её в висок рукояткой, лишая сознания.
Когда хрупкое тело обмякло в его руках, а с нежного лица ушла звериная ухмылка, сменившись по-детски милым выражением, Саске отбросил топорик и расслабился, позволив сдерживаемым слезам хлынуть по щекам. Мама, отец, Итачи… а теперь ещё и Сакура. Всё это тяжким грузом навалилось на внезапно освободившееся от бремени тьмы сердце, нанося свежие раны на зажившие рубцы. И кровь из этих порезов лилась из глаз, превращаясь в солёные горячие слёзы, непрерывным потоком, который парень был не в силах остановить. Вся накапливаемая годами боль, весь ужас от происходящего – всё это сейчас постепенно растворялось в жидкости, как в серной кислоте. Скорбь по ушедшим.
Когда поток иссяк, Учиха взглянул на труп, затем перевёл взгляд на Харуно.
- И с каких пор я стал таким сентиментальным? – невесело усмехнувшись, он встал и направился к телефону.
Эпилог
Сакура выглянула в окно и вздохнула, стискивая в руках подушку. Листья, плавно кружась, падали с высоких деревьев, устилая ровным золотым покрывалом землю. Хмурое небо с редкими проблесками по-осеннему приветливого солнца, которое продолжало греть, но уже не так, как летом. И люди в белых одеждах, собирающие пожухшую листву, очищая территорию. Один и тот же пейзаж вот уже четыре месяца…
Девушка отошла от подоконника и села на кушетку, подтягивая колени к подбородку. Психиатрическая лечебница – не лучшее место для веселья, зато есть время подумать и проанализировать свои поступки. Харуно понимала, что иного выхода и быть не могло, учитывая её особенность. Иначе жертв могло бы стать ещё больше. И среди них мог бы оказаться кто-нибудь, кто дорог сердцу. Тогда она убила бы сама себя. А здесь можно было вздохнуть чуть свободнее.
Сакуру часто навещала Ино, принося с собой кучу новостей. Она рассказывала о Сае, о его успехах и о том, что к нему постепенно возвращается память. Он уже свободно ходил и разговаривал, вот только события того вечера никак не мог вспомнить. И девушка радовалась этому, зная, что воспоминания добра не принесут. Яманака рассказывала, что теперь про Карин пишут в журналах. Она успешно делает карьеру певицы в группе «Акацки», наряду с семпаями. Эти новости всегда радовали, принося с собой свежесть, которая разбавляла затхлый запах больницы и лекарств.
Приходил и Наруто. В палате моментально становилось ярче от его визитов, потому что он постоянно улыбался, много говорил и шутил, отвлекая Харуно от мрачности учреждения, в котором она находилась. Рассказывал про Хинату, что она поступила в университет и прилежно учится. Что Неджи теперь усиленно помогает ей во всём, отбросив былую неприязнь. А сам Узумаки пошёл на работу, чтобы суметь обеспечить своей любимой достойное будущее. И только после его ухода в помещении вновь воцарялась гнетущая тишина, наполненная шаркающими звуками из коридора и переговорами больных и врачей. Это невероятно угнетало…
Девушка не знала, что именно сказал им Учиха обо всём этом, но ни одного вопроса друзья не задавали, упорно игнорируя сам факт того, что Харуно находится в психушке. И она была благодарна им за это, потому что чувствовала, что разрыдается, если они хотя бы взглядом дадут понять, что сочувствуют ей, жалеют. Это было бы унизительно.
Саске тоже изредка приходил, чтобы навестить одноклассницу. Он всегда молчал, сверля Сакуру тяжёлым пустым взглядом. Ни разу не обвинил, не осудил – просто молчал, сидя напротив и наблюдая за тем, как она отрешённо смотрит в окно. Но почему-то эти визиты радовали, несмотря на свою немногословность и подавляющую тишину. Осознавая свою нужность, девушка продолжала жить только этим.
Иногда ей снились кошмары, наваливаясь неподъёмной ношей на истерзанную душу, заставляя просыпаться в холодном поту. Кошмары о том, что она совершила. Харуно понимала, что в этом нет её вины и что теперь ей от этого никуда не деться. Звериная сущность жила внутри, слившись воедино с самой Сакурой. Навсегда. И стены этого учреждения хоть как-то спасали от разрушительного действия препарата, разработанного Орочимару.
- Мы тут навсегда заперты, да? – прошептала девушка, обращаясь к внутреннему демону. – И ты больше никому не причинишь вреда.
Это успокаивало… до следующих кошмаров. Иногда казалось, что в невменяемом состоянии даже стены психиатрической лечебницы не удержат её, поэтому страх всё равно жил внутри, отравляя существование. Жизнью это назвать было крайне трудно.
Сжавшись на кровати в комочек, Сакура снова вздохнула и вытерла набежавшие слёзы. Одиночество – ещё одна неотъемлемая часть пребывания здесь. Оно пожирало изнутри, заставляя душу выть и метаться. Но с этим девушка ничего не могла поделать. Надо было смириться…
- Здравствуйте.
Молоденькая медсестра подняла глаза на вошедшего и приветливо улыбнулась.
- Добрый день, - поздоровалась она. – Чем могу помочь?
- Дело в том, что я тут по работе. Меня направили из госпиталя в восточной части города сюда, - парень протянул свои документы.
- О, понятно, - девушка быстро пробежалась по строчкам, не особо вникая в смысл, и встала. – Я вас провожу в кабинет главного врача.
Он кивнул и проследовал за семенящей по коридорам медсестрой, оглядываясь на ровные двери, ведущие в палаты. Из помещений доносились стоны и причитания, которые пробирали до костей, но молодой человек почему-то улыбался, поправляя сползающие с переносицы очки. Его душу наполняло предвкушение, которое сладким нектаром растекалось по венам. Это было практически волшебно.
- Мы пришли, - девушка развернулась к гостю и улыбнулась, приглашающим жестом указывая на белую дверь с табличкой.
Кивнув, парень постучал и, получив разрешение, вошёл. За столом сидел довольно тучный мужчина, перебирающий какие-то папки, перекладывая их с места на место. Подняв глаза на вошедшего, он протянул руку за документами. Получив их, главный врач удовлетворённо улыбнулся, указывая на стул.
- Итак, вы прибыли из восточной лечебницы к нам ради… - он прищурился, вглядываясь в строчки. – Ради Харуно Сакуры, так?
- Именно, - парень кивнул, присаживаясь.
- Чем вас так заинтересовала эта пациентка? – мужчина сплёл пальцы в замок и выжидающе уставился на него.
- Дело в том, Рицко-сама, что я пишу диссертацию по нарушениям психики, - пояснил тот, самодовольно улыбаясь. – А Сакура-чан – весьма любопытный… экземпляр, да. Я читал историю болезни и причины, по которым она здесь оказалась. Это будет просто эксклюзивный материал, который сделает мою работу выдающейся. Может быть, я даже возьмусь за докторскую на основе своих исследований.
- Ну что ж, - главный врач вздохнул и протянул руку. – Добро пожаловать к нам, Якуши Кабуто.
- Благодарю вас, Рицко-сама, - парень ответил на рукопожатие и встал.
- Позвольте, я провожу вас, - мужчина встал и направился к выходу из кабинета.
Гость проследовал за ним, едва не потирая руки от распирающего самодовольства. Орочимару-сама гордился бы им и той аферой, которую он провернул, чтобы попасть сюда. Это стоило больших усилий, но результат превзошёл все ожидания. Он здесь, и девушка теперь в его власти.
- Вот, пожалуйста, - Рицко-сан остановился возле одной из палат и кивнул на небольшое окошко, в которое можно было увидеть лежащую на кровати тоненькую девушку с яркими розовыми волосами. – Вы хотите сейчас зайти и познакомиться?
- Нет, спасибо, - Кабуто покачал головой. – Я, пожалуй, сделаю это чуть позже. Для начала я просто понаблюдаю.
Кивнув, мужчина извинился и ушёл, сославшись на дела. А парень не мог оторвать взгляда от хрупкой фигурки Сакуры, буквально поедая её глазами и временами облизывая пересохшие от волнения губы.
Получив чёткие указания от Орочимару-сама, Якуши потратил достаточно много времени на то, чтобы претворить планы в жизнь. Учитывая, что его наставник ясно дал понять, что торопиться сейчас точно не следует.
Флешбек
- Мы почти победили – остался завершающий штрих, - проговорил высокий мужчина, сидя за своим столом и крутя в пальцах хрупкую колбочку.
- Но, Орочимару-сама, Вы же… Вас же… - неуверенно пробормотал Кабуто, стараясь не смотреть в жёлтые глаза.
- Она убьёт меня? Верно, так всё и будет. Однако ради завершения эксперимента я готов пожертвовать своей жизнью. Этот препарат должен быть завершён – тогда Сакура-чан станет просто превосходной марионеткой. Представляешь ли ты, какие деньги будет стоить подобный препарат?
- Понимаю… Но…
- Никаких «но». Я рассчитываю на тебя, Кабуто.
- Да, Орочимару-сама.
Конец флешбека
- Вот мы и встретились снова, Сакура-чан, - прошептал он, ухмыляясь. – Мы продолжим то, что не успел завершить Орочимару-сама. Теперь у нас есть возможность для этого.
Ещё немного постояв возле двери, Кабуто направился к выходу, теребя в кармане небольшую колбу. Эксперимент должен быть завершён. Он не подведёт своего наставника.
Кивнув медсестре на выходе, Якуши покинул психиатрическую лечебницу, обернувшись на прощание. Улыбнувшись своим мыслям, парень медленным шагом направился к дому. Скоро, совсем скоро он приступит к своим исследованиям, которые, скорее всего, закончатся для девушки не самым благоприятным образом, но это было уже неважно. Сейчас было куда важнее – что приготовить на ужин.

Прочитали?

Александра МироноваЭля МазурПолина ЯкимоваИлья КоролёвДиляра УсмановаЛия Абрамова

анонимно
[не привязан]  

Одобрил(а): Александр 21 апреля 2013г. в 17:24

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

---