Ненависть. Презрение. Гнев. Ощущение собственной ничтожности и полнейшего бессилия. Всем этим я безжалостно хлестал себя, толком не зная, что конкретно было объектом сосредоточенных во мне чувств и эмоций. Развод родителей, семью которых, мне описывали, как непостижимый эталон нравственности и примернейшую ячейку общества. Измена отца, чей образ всегда служил мне примером для подражания. Ложь, беспрерывным потоком вдалбливаемая обожаемыми родственничками или старая прошмандовка, уничтожившая всё, что было бы мне дорого? Из всего этого калейдоскопа дерьма я никак не мог выбрать, над чем мне стоило страдать больше. Отомстить напыщенной, высокомерной скотине, которая охмурила моего отца и в конце концов, уничтожила мою семью? Отвернуться от родственников, чья ложь, в итоге, оказалась выкрыта или начать яро ненавидеть крупицы воспоминаний об отце, оставленные мне дедом? Я не знал, что мне делать, не знал, как жить дальше. Мои ноги произвольно двигались, совершенно не согласовывая свои действия с головой, погружённой в бурлящий омут мыслей. Я беспокойно мерял палубу шагами, заламывая пальцы и кусая испещрённые мелкими ранками губы. В тот момент для меня не существовало ничего кроме блеклого пола палубы и размытого горизонта, который высокомерно, величаво глядел на судёнышко, бороздившее его владения. Я всё ещё слышал звуки ссоры. Кто-то плакал, кого-то утешали, а мне хотелось только одного — забыть слова Саске и погрузиться в продолжительный сон. – Милый, – знакомый девичий голосок окликнул меня, насильно вытягивая, тем самым из добровольного оцепенения. – А? – немного запоздало сорвалось с моих уст, но кто-то уже обнимал меня со спины, не позволяя инстинктивно повернуться лицом. – Прости, что всё так вышло. Папа не хотел... – виновато и в то же время как-то настороженно прошептала девушка, чьи слова вернули меня к действительности и определили её личность для пребывающего в состоянии апатии сознания. Она выпустила меня из объятий и не дожидаясь уже существенно запаздывающего ответа на свою предыдущую реплику, коснулась моей руки. – Он извинится, обещаю, – очевидно, Хината подумала, что причина моего ступора кроется в обиде на её отца. – Хотя, это всё моя вина. Я подтолкнула тебя не ехать в свадебное путешествие. Настойчивые бомбардировки предположениями всё никак не попадали в цель и вскоре юная Хьюга сдалась, будучи не в силах разгадать истинную причину моего поведения. Она встала передо мной и обратила взор своих красноватых, всё ещё влажных глаз прямиком мне в душу. – Что с тобой? – после нескольких секунд внимательного изучения моих пустых голубых глаз, единственной примечательной чертой которых, было практически идеальное отражение океана, Хината взяла меня за руки, подобно матери готовой утешить своё рыдающее дитя. – Как там с отцом разрулилось? – наконец спросил я, но лишь только потом обнаружил, что моё неожиданное словоизвержение оказалось неуместным. – Он очень обиделся, но, думаю, это ненадолго, – Хьюга почему-то издала нервный смешок. – А ещё лишил меня семейной кредитки, сославшись на то, что я оскорбила его чувства и теперь принадлежу другой семье. – Принадлежу... – завороженно повторил я. – Мне тоже не очень нравится это слово, – Хината улыбнулась в надежде разогнать нависшие надо мной грозовые тучи. – Но я готова принадлежать тебе. – И всё-таки, чем всё закончилось? – в моём голосе мелькнула раздражительная нотка, вызванная тем, что мне досаждают своим присутствием во время, целиком и полностью посвящённое самобичеванию. – Папа пообещал прекратить дуться, если мы в декабре поедем в свадебное путешествие, – не скрывая своей радости по этому поводу, сообщила мне Хьюга. – Это хорошо, – я всё ещё не до конца понимал и слышал слова жены, но решился ответить на них утвердительно. Не смотря на хорошие новости, собственные улыбки, моё согласие и относительно адекватное поведение, Хината продолжала смотреть на меня с нарастающей тревогой. И, в конце концов, озвучила свой вердикт: – Очевидно, пока мы разбирались с отцом и медовым месяцем, что-то произошло. Ты явно чем-то озабочен и оно тяготит тебя. – Нисколько, – слишком быстро для честного ответа, выпалил я. – Если не хочешь рассказывать — можешь не делать этого. Некоторым людям становится легче, если они делятся своими проблемами, а некоторых такая политика угнетает ещё сильнее, – юная Хьюга казалась настолько непринуждённой, лёгкой в разговоре, что в какой-то момент мне показалось, будто бы я готов раскрыть ей свой секрет. Мы подошли к самому краю палубы, который, благо, был огорожен реденькими металлическими перилами и усевшись там, по-детски свесили ноги. В тлеющих лучах огненно-красного заката я видел её безупречный профиль, горящие решимостью и охваченные пламенем влюблённости глаза. Обычно холодная, сдержанная, теперь она была подобна воспламенившейся свече. Я не знал, какая сила движет ею, что заставило её стать строптивой дочерью властного отца, что превратило стеснительную маленькую девочку в ту девушку, которая сейчас сидела передо мной. – Знаешь, а я ведь соврала тебе, – после нескольких часов активной жестикуляции и душевных разговоров о детстве, благополучно вернувших меня к жизни, устало сказала она. – На счёт чего? – я приготовился услышать очередную глупость, которая вновь заглушит боль от моего "секрета". – Когда я говорила о том, что не знала причины развода родителей, – глаза её внезапно вспыхнули. Отныне, эта тема была близка мне. Я отчего-то напрягся и прекратил бездумно болтать ногами. – Отец регулярно избивал мать, – Хината с не присущим ей остервенением всматривалась в пустой горизонт. – И она бы продолжала это терпеть... – Я знал, что он подонок. Изначально знал, – я нервозно скрежетнул зубами, одновременно радуясь подтверждению своей теории и тому, что моих родителей обошла такая участь. – Он отбил ей почки... И только после этого она ушла... – жадно глотая воздух, нехватку которого, чувствовал даже я, одними губами произнесла Хьюга. – Я ненавидела отца. Не знаю, способен ли он на раскаяние, но... Он всегда был и будет для меня папой, который пел мне колыбельные, поддерживал, когда казалось, что жизнь не будет прежней и... Безмерно меня любил... Тогда мне показалось, что мои душевные терзания и мои проблемы — ничто по сравнению с переживаниями Хинаты. Мне тридцать, мои родители давно мертвы, никто не напоминает мне об измене отца (кроме меня самого) и Анко для меня, лишь очередной эпизод жизни, не более. Кроме того, события тридцатилетней давности могут находиться под большим вопросом и только их очевидцы способны рассказать правду. От этого внезапного прозрения меня кинуло в жар. Я вдруг осознал, что не смотря на произошедшее, чем бы оно в реальности не оказалось, моя жизнь продолжается и мои родители любили меня. Их проблемы, как бы жестоко и цинично не звучало, не должны каким-либо образом касаться меня, ведь, будь они живы, я бы любил каждого из них с одинаковой силой. В тот вечер мне так и не удалось решиться рассказать Хинате о своих размышлениях. Немного позже я заключил, что моя жена всё же слышала мой разговор с Саске и искренне желая помочь, исключительно из вежливости не стала расспрашивать об этом, раскрыв некоторые детали своей жизни. Нет, мы больше не казались друг другу несчастными. Она была рада, что впервые за много лет может поговорить с человеком, который будет в состоянии её понять, а я, наконец, успокоился и позволил прошлому жить своей жизнью. Вдоволь наговорившись, мы сидели в обнимку на краю палубы и молча смотрели в темноту, предвещавшую своим приходом перемены. Не было больше ни страха, ни сомнений, что наша семейная жизнь будет чем-то омрачена. Я вдыхал беспокойный морской бриз, смешанный с особым ароматом корицы и ментола, исходящим от Хинаты и просто не думал ни о чём. Возможно, то что я питал к ней и было дешёвым суррогатом любви, но тогда я отчаянно пытался не верить в это. – Прости меня за всё, – влюблённо шептал я, в надежде, что бриз унесёт мои слова далеко в море. – Ничего страшного, – ответила она, скорее всего неправильно понимая причину моих извинений. – Я сама во всём виновата. Если бы я предупредила тебя о морской болезни, нам удалось бы избежать конфликта с отцом. – Морской болезни!? – я вдруг пробудился от романтичных, ветреных мыслей, порождённых мерным бризом. – Хорошо, что у папы были с собой таблетки, – Хината беззаботно рассмеялась, тем самым, заставив меня почувствовать себя неловко. – Чёрт, мне даже в голову не пришло, что ты можешь страдать морской болезнью, виновато и одновременно разочаровано пролепетал я. – Вот к чему приводят все эти сюрпризы... – Но ты ведь очень старался. Я знаю, – вся моя вина была ловко утоплена в долгом, головокружительном поцелуе, который мне абсолютно безвозмездно подарила жена. – Я всё исправлю, – отдышавшись от продолжительного вознаграждения за неудавшуюся попытку сделать сюрприз, произнёс я. – Не нужно ничего... – Нет. Если я пообещал, что устрою грандиозное свидание, значит всё будет сделано по высшему разряду! – будучи всё ещё опьянённым от поцелуя, я безропотно положил руку своей избранницы себе на сердце (что ужасно её смутило) и несколько раз поклялся в вышесказанном. – Наруто, пойми, мне чужды все эти шикарные рестораны и яхты. Я хочу только одного — просто быть рядом с тобой, – терпеливо выслушав все мои обещания, сообщила мне Хьюга. – Всем этим лобстерам, дорогим спиртным напиткам и обществу напыщенных официантов я бы предпочла тот вечер, который мы провели на море... Воспоминания о морской прогулке тут же накрыли меня с головой, и после обмена несколькими таинственными взглядами мы чуть ли не моментально залились густым румянцем. Она — своим обычным, а я — давно позабытым (два месяца платонических отношений с женой-моделью дают о себе знать). – Если хочешь, мы можем завтра посвятить весь день прогулкам и пикникам, – чтобы развеять неловкое молчание, предложил я. – Только чур, все заботы о переносе вещей с места на место, я беру на себя. – Тогда, по рукам! – радостно объявила юная Хьюга, словно молодая серна, вскочив со своего места. – Эй! Помоги-ка своему старику подняться! – после нескольких безуспешных попыток быстро встать на ноги, попросил я, беспомощно протянув руки навстречу юной Хьюге. – Где ты видишь здесь старика!? – Хината принялась наигранно оглядываться, при этом заливаясь моим любимым звонким смехом. – В этом нет ничего смешного. Я действительно не могу встать. Ах, насколько же ты жестока к своему престарелому возлюбленному! Подожди-подожди, вот поднимусь я и задам тебя хорошей трёпки! – вовсю вопил я, в унисон с женой, падая со смеху. В итоге, Хинате всё же пришлось помочь мне, дабы радостных криков нашего дурачества не услышали старшие, которые, между прочим, всё ещё находились на первой палубе. – Теперь ты от меня не отвертишься, – прошептал я, заключая её в сильные, лишающие воздуха объятия. – Пусти! – взвизгнула Хьюга. – Что если кто-то увидит? – Ты — моя жена. Думаю, никто меня не осудит, если я захочу обнять тебя, – на моих устах заиграла улыбка, обычно вызывающая у Хинаты ответную реакцию. Некоторое время мы просто стояли посреди палубы, не в силах отойти друг от друга ни на шаг, но потом моя изобретательная жена решила немного разнообразить этот романтичный момент. Она немного отстранилась и постепенно стала отходить от меня, заставляя следовать за ней. Если бы Хьюга изначально сказала, что затевает танец, я бы беспрекословно отверг её предложение, но приглашение оказалось настолько оригинальным и немногословным, что через долю секунды, мы уже очень даже неплохо "вальсировали" по всему периметру просторной палубы. В считанные минуты мне удалось настроить, привезенный дедом чёрт знает откуда, граммофон, который, не смотря на весьма преклонный возраст, довольно-таки недурно доносил до нашего обострённого слуха песню "Moon river" в исполнении Медового Голоса Америки. "New York", "Strangers in the night", "I love you, baby", "Magic moments" и "Autumn leaves"... Я сбился со счёту, а мы всё продолжали танцевать, глядя друг на друга так, словно мы женаты вовсе не два месяца, а двадцать лет. Всё ещё горящие глаза моей избранницы, её прерывистое дыхание, побледневшая в свете молодой луны, кожа и конечно же руки, едва касающиеся моей шеи... Неужели мне сегодня улыбнётся удача и на ночь я получу заветный десерт? А почему бы и нет!? Вечер выдался вполне себе романтичным, мы оба заведены, как никогда, и, кроме всего прочего, впервые за всё время Хината позволила мне некоторые вольности. Общество благовоспитанных самцов во главе с Саске, наверняка, бы одобрило такой ход моих мыслей. Кстати, об этом бесчувственном Учиховском болване... Кто бы мог подумать, что он подшофе завалится на нашу с Хинатой "частную вечеринку" и, очевидно, услышав звуки музыки, поднимет жуткий балаган, на который, в конечном итоге, сбежится вся рассоренная родня. Как многие поняли, на этом весь, и без того скудный romantic, закончился. Дальше были пьяные завывания деда и "трезвенника" тестя, перепуганная до смерти свояченица, полные ненависти взгляды агрессивного шурина, ещё один медленный танец под "L.O.V.E." и душевные разговоры с моей, пока ещё не сильно охмелевшей, бабулькой. – Вот зачем? Зачем вы полезли в разборки на счёт свадебного путешествия? – не без своей обыкновенной ловкости, внезапно сменила тему Цунаде. – Хиаши-сама первым затеял этот разговор, а нам оставалось только отвечать на его вопросы, – отчаянно пытаясь скинуть с плеча увесистую голову спящего Саске, ответил я. – Претензии свата, между прочим, очень сложно назвать безосновательными. Но я-то всё понимаю, – добродушно рассмеялась бабка. – Не всем молодожёнам хочется провести медовый месяц вдали от своего любовного гнёздышка... Спросить её: "Это на что ты намекаешь?" в данной ситуации, было бы равносильно получению детальной консультации сексолога, поэтому мне довелось прибегнуть к своему фирменному приёму отхода от основной темы — тотальному, бессмысленному убалтыванию. Ох, о чём же мы только не говорили! Сейчас я вряд ли смогу припомнить все те несусветные глупости, которыми пытался заполнить нашу беседу, но, благо, продолжалось это недолго. Меньше чем через пол часа мы достигли родной пристани. Напоследок я получил от тестя невнятную нравоучительную нотацию о том, что противиться его решениям не стоит и дружеский подзатыльник в знак примирения. На этой ноте мы и расстались. Дальше следовала ничем не примечательная и крайне утомительная поездка домой, под аккомпанемент пошлых фразочек, отпускаемых слегка перебравшим Учихой. Всю дорогу я спрашивал Саске, сможет ли он самостоятельно дойти до квартиры, на что мой охмелевший товарищ бесспорно отвечал "да". В итоге, нам с Хинатой (грубо говоря, мне одному) пришлось тащить этого бессовестного сквернослова, который под конец нашего путешествия стал горланить песни фривольного характера, прямо до порога его холостяцкой берлоги. По приходу домой у меня уже не осталось никаких сил на какие-либо приставания к жене и я, рухнув на свою родную софу, уснул без задних ног, наверняка, даже не снимая носки...
версия для печати
Дизайн
Главная
Твиттер
ВКонтакте
Почта
Правила и Политика
English
БорутоФан.ру
Александр Маркин
Анастасия Чекаленкова