Сначала ты чего-то достигаешь, а затем теряешь, причем навсегда. 21 марта 2019 — Ты будешь гореть в аду, — объявил Хиаши Хьюга, обращаясь к матери своих детей.
У него было торжествующее выражение лица, а в глазах светилось определённого рода безумие. Присмотревшись поближе, я поняла, что в них отражалось пламя.
— Дьявольское отродье, ты будешь вечно гореть в аду!
Было невыносимо жарко. Я изо всех сил старалась встать на ноги, пошевелиться, но что-то меня связывало. Мои ноги были тяжёлыми, как свинец, они лежали на полу и мне никак не удавалось их поднять. Она не могла убежать с этого места.
— Мама! — звала я Ханну. — Мама, пожалуйста! Здесь становится очень жарко — мне больно!
— Ты будешь вечно гореть, — рявкнула Хиаши на жену и на моих глазах её кожа стала красной, как яблоко, на голове выросли рога, а сзади неё можно было разглядеть хвост. — Ты сгоришь, грешница!
Пронзительный звук телефонного звонка внезапно пробудил меня ото сна. Точно. Я была в своей собственной спальне в Конохе, и у меня звонил телефон. После попытки нащупать в темноте трубку, ведь ото сна мои пальцы были отёкшими и неповоротливыми, провалилась.
А потом я поняла, что это ни рингтон телефона, ни трель будильника, ни шум радио. Сентиментальное настроение было для меня недопустимой роскошью. Я берегла свои нервы, как умела. Не слушала слезливые мелодии, гнала прочь тоску и — весьма полезный навык — мгновенно забывала о тех, кто разливал вокруг яд. Но в данную секунду, увидев, что к моей руке был подключён катетер, я была на грани истерики; опустив взгляд я заметила белые простыни, накрывающие мои ноги. Я привстала, в панике оглядывая палату.
Я смотрела на белый диван, стоящий напротив койки, где я лежала. Слева попискивала медицинская аппаратура, вдалбливая мне: «С тобой все нормально, все нормально». Только вот я знала, что это совсем не так. В палату зашёл мужчина-врач.
Едва заметно, но мои глаза это уловили: его подбородок сдвинулся всего на пару миллиметров влево и вернулся обратно. Все остальное — глаза, брови, лоб, губы — ничего не выражало.
— Госпожа Хьюго, вы очнулись. Как ваше самочувствие? Есть жалобы? Вы голодны?
Я вытерла с щёк слёзы рукавом рубашки, а затем фальшиво улыбнулась.
— Лучше всех. Не хватает кислородного коктейля, доктор-сан, — соврала я. — А у вас как дела?
Мужчина не оценил моего юмора.
- Отлично, что вы идёте на поправку. Пока вы спали к вам приходили несколько человек. А также полиция, но я запретил им трогать вас, пока вы не реабилитируетесь.
— Спасибо за заботу, но отпуск закончен. Где я могу получить свои вещи, в частности, мобильный телефон телефон?
— Снова ваши шуточки, госпожа. Вам поставят новую капельницу. Через три часа обед, а после него навещу снова.
— Подождите, эй!
Наруто.
Наруто Узумаки.
Мое лицо предало меня первым. Потом предало горло, и легкие, и сердце. Стало трудно дышать, стало невыносимо слушать стук собственного сердца. Точнее — грохот! Карабин, державший меня все это время, сломался, и я полетела в пропасть. Все ниже и ниже — к самому ядру Земли. Меня снова клонило в сон, а на краюшке сознания крутилось одно и то же имя. Наруто, Наруто, Наруто…
Я провалялась в бреду три дня или около того. Иногда приходила в себя и тогда мечтала заснуть опять — только бы бремя мыслей не навалилось снова. В один из таких перерывов ко мне заглядывал Киба. Он осторожно зашёл в палату, не до конца закрыв дверь, а затем положил букет цветов рядом с моими ногами на кушетке.
Но, когда спала, я снова и снова слышала треск ткани и видела разлетающиеся во все стороны пуговицы. Раскаленные, как брызги лавы. Прожигающие черные дыры в полу и на моей одежде. Крохотную комнату мотеля. Наруто Узумаки, повторяющего детский стишок.
На четвёртый день моего «путешествия», я проснулась и почувствовала себя самым бодрым человеком на свете. Букет завядших лилий продолжал лежать у моих ног, как у ног покойника в гробу.
Подняв глаза, медленно вздыхаю и снова смотрю перед собой — напротив медицинской койки сидел полупрозрачной призрак знакомого мне мужчины, закинув одну длинную ногу на другую, улыбался так приветливо, так радушно, но даже не дернулся, когда я схватила букет и кинула в него.
Наконец ко мне зашёл Шикамару; напарник принёс коробки с лапшой и палочки. Пальчики оближешь, нормальная еда! Мы говорили о вещах, которые напоминали мне, что жизнь продолжается за стенами больницы: о его битвах в королевстве отчетов и трупов, о приближающемся Фестивале цветов, о планах на весенние праздники, о новом ресторане в Темпл-Бар, где каждый вечер девушки играют на саксофонах…
— Ты изменилась, — сказал Нара, когда я уплетала еду на вынос, сидя по-турецки в халате, который не прикрывался мой зад.
— Зрелище не ахти, да? — пробормотала я.
— Я не о внешности. Ты стала совсем другой… Видно, тебе неплохо наваляли в том мотеле.
— А еще я стала трезвой, циничной и злобной. И на мне наросла чешуя.
«И рога», — добавила я мысленно.
— Ты помнишь, кто напал на тебя?
— Не-а, — с набитым ртом сказала я. Ответ получился между «нет» и «ага». — Это официальный допрос?
— Пока нет, — вздохнул он. — У тебя есть ещё два дня повалятся здесь и отдохнуть.
Я бессовестно врала Шикамару. Не то потому, что не доверяла себе и своему разуму; не то потому, что хотела наконец вывести на чистую воду Узумаки сама. Без «третьих» лиц.
— Я сматываюсь сейчас, — сказала я под неодобрительный взгляд Шикамару, развалившегося в кресле. — Нечего мне здесь валяться, только цветами обрастаю. Подумаешь, настучали чуть-чуть по головушке! Меня накачали витаминами и глюкозой, хоть в космос лети. И я не хочу оставаться здесь на ночь, ожидая что кто-то придет доделать начатое. Нара улыбнулся мне, и я вернула улыбку ему.
Неделю я не выходила из больницы. Всякому, кто не в ладах с собой или миром, нужны четыре стены, охраняющие его покой. Но не мне. Мне хватит пистолета.
— Кстати, ты сверил ДНК на ковре в мотеле с базой данных?
— Уже отправил в лабораторию, — ответил напарник. — Дурная затея это, Хината. Моя интуиция кричит, что все плохо кончится. Одна ночь в больнице — меньше головной боли. Если Цунаде узнает, что ты свалила, то…
— Так она и не узнает, — огрызнулась я, натягивая джемпер поверх майки. — Шикамару, мне нужно съездить по делам и проверить кое-что.
— Уговорила, — он в капитулирующем жесте поднял ладони. — Только будь аккуратна. Ты сейчас отстранена и пистолет тебе не дадут, так что держи нож. Мне так будет спокойнее.
Я взяла его из рук Шикамару и сунула в задний карман брюк. Выдохнув, я попрощалась с ним и вышла из палаты.
***
Всего в мире издано свыше трёх тысяч исследований, посвященных покушению на Джона Кеннеди. Большая часть — перепевы, компиляции, плагиат.
Уильям Доннован, преподаватель Нейджи по английскому говорил, что изучив архивы подрядчика, он получит в сто раз больше сведений о состоянии железных дорог противника, чем заслав в тыл врага сотню шпионов. Неджи Хьюга, ученик старшей школы, пошёл другим путём. Он тоже был очень умным старшеклассником. Ему удалось сдать выпускные экзамены на «отлично», а в следующем семестре планировал взять дополнительные два языка — турецкий и иврит. Была одна у него слабость: лезть туда, куда запрещено. Так он и поступил. В свои семнадцать лет взломал секретный архив ЦРУ, чтобы узнать, что же такого произошло с президентом Кеннеди.
Правда говоря, это ничем хорошим не увенчалось. Ему не удалось проникнуть дальше второй защиты. Нейджи был раздосадован и ранен до глубины души. На этом его попытки влезть в секретные архивы не закончились и он регулярно повторял это, как ритуал.
Но, как и все хорошее, это быстро закончилось. Неджи пришлось платить по счетам.
Он возвращался из школы, когда рядом проехала машина. Из открытого окна звучала песня — её постоянно крутили по радио, но каждый раз Нейджи улавливал лишь отдельные звуки. Но никак достаточно не удавалось расслышать, что же поет девица. То он был занят серьезным разговором с сестрой, то серьезными спорами с друзьями. На этот раз её слышно отлично. Машина остановилась за зеленой изгородью, отделяющей детскую площадку, где они застряли по пути из магазина, и проезжую часть. Неджи и Хината задумчиво покачивались на качелях. Сестра запрокинув голову, разглядывала сквозь ресницы желтый диск солнца, но вдруг выпрямилась.
- Вот эта песня, — сказал Неджи, — как…
Но тут у Хинаты падает шарик мороженого на волосы. Она с воплем «твою мать!» вскочила с качели и, к тому моменту, когда она отмыла волосы и перестала ругаться, машину отъехала далеко. По радио играла уже другая песня. Неджи доедает мороженое и расслабленно прогибается, повиснув на качелях, следя, чтобы концы его длинных волос не касались песка, наблюдает за миром снизу вверх, когда замечает человека. Мужчина стоял рядом с каруселью. Медицинская маска скрывала половину его лица и Неджи не мог понять с каким намерением незнакомец подошёл к школьникам.
Уличный шум и крики детишек за изгородью перестали раздражать его, их размыло пекло и расстояние. Неджи выпрямился. Сестра ползала по детской паутинке и аккуратно облизывала кончиком языка остатки мороженого в рожке. Она не заметила, как Неджи встал с качели и подошел к ней, словно пытался защитить.
— Осталось десять дней, — сказала Хината, проверяя, рад ли брат этой новости. — Ты рад?
— О чем ты?
— О том, что через десять дней ты улетаешь в Америку учиться, — весело воскликнула она. — Нужно докупить вещи из списка пансиона.
— Хм? — Нейджи не отводил глаз от незнакомца на детской площадке. Он присел на скамейку, открыв книгу.
— Думаю, тебе стоит купить сетки для стирки. Слушай, где их брать? Я вообще никогда не видела сетки для стирки.
— Это чтобы в прачечной не потерялись вещи после стирки, — объяснил парень. — Чтобы к тебе не попали чьи-то чужие трусы.
— Фу! — Хината брезгливо скривила лицо. — Почему ты туда постоянно косишься?
Девочка повернула голову в ту сторону, где сидел пару секунд назад незнакомец. Там никого не было. Нейджи нахмурился, не веря собственным глазам. Спустя пару недель он снова встретился загадочного человека в медицинской маске; его имя было Какаши Хатаке и он обещал Нейджи найти работу, способную обеспечить безбедное будущее его младшей сестрице.
***
21 марта 2019
Нейджи был нужен мне. То ли потому, что я успела привыкнуть к его обществу, то ли потому, что боялась остаться одна. Не думаю, что я могла бы поверить ему снова после того, что он сотворил несколько лет назад, но… Вера в то, что на любом пепелище рано или поздно расцветают цветы, все ещё тлела у меня в груди. А сейчас…
Сейчас у меня имелся целый список вопросов к нему. Я сорвала все трубки и объездила все места, где Нейджи могу скрываться, но он, словно призрак, испарился.
Согласно бритве Оккама, нужно следовать простым методам, а более сложные отбрасывать, но сейчас… Я запрыгнула на своего боевого коня и помчала по влажной трассе Коноха-Киото, вдоль вырастающих по обе стороны дороги елей, мимо сизых холмов и оврагов.
Спустя полчаса пути, я свернула на гравиевую дорогу, присыпанную старыми листьями и опилками. По ней давно никто не ездил. От осознания этого было и грустно и радостно. Я бросила мотоцикл рядом с каменным ограждением в конце заброшенной тропы. Меня встретило два каменный льва с распахнутыми пастями. Поднявшись по каменным ступенькам, я замерла на тропинке, каменная кладка потрескалась, за дворов давно никто не следил. Мне хотелось уйти, но лабиринт коридоров словно заколдовали: я не находила ни входа, ни выхода.
Так что я просто шла, и шла, и шла, петляя между крыльями семейной усадьбы Хьюга. Ни души. Больше никому во всем городе не придет в голову гулять под ливнем. Никто не желает пойти и посмотреть на этот роскошный пруд с черной водой у заброшенного дома мафиози, на которой покачивается покрывало, украшенное золотисто-розовыми цветами. Сажусь у самой воды и смотрю на цветы, как завороженная. Я могла бы занять завтра приличный кусок на полосах газет. Из-за меня «Никкей» завтра могла бы обеднеть на два рулона полосатых лент. «В пруду найдено тело молодой девушки… Что же? Ностальгия по прошлому? Он забрал ещё одну из клана Хьюга… Интервью с инспектором полиции… Несчастный случай… А теперь у нас гороскоп и новости с чемпионата по футболу…»
Откидываюсь назад и ложусь в мокрую траву, глядя в небо, низко нависшее надо мной, как потолок тюремной камеры, и смотрю на красно-коричневый фасад дома.
— Я не должна находиться здесь, — сказала я себе, оглядывая усадьбу. — Мне здесь не место…
«А где тогда? — возражает голос разума. Мне хочется его заткнуть. В кармане звонит телефон.
- Алло?
— Это я, — я моментально узнаю севший голос брата.
— Слава богу! Что случилось? Почему ты не…
— Не сейчас, Хината, извини. Мало времени осталось, тебе быстрее нужно соображать.
— Что за загадки, — фыркаю я в ответ. — Я, чтобы ты понимал, поехала в наш дом, Неджи. Представляешь? А ты…
— Послушай меня внимательно, — брат выдыхает, и я слышу низкое жужжание и чужие голоса на заднем фоне. — Художник не остановится пока не перебьёт их всех. Остановить его деяния можно! Конан, Дейдара, Хидан, Сасори. Лучше если их убьёт свой, чем Художник.
— Ты что несёшь? — Чувствую, как ладони потеют. — Откуда ты знаешь все это?
— Не важно. Ничто не важно, только твоя жизнь, Хина, — Неджи кто-то отвлек, и он невнятно пробормотал ответ. — Послушай, мне нужно уехать. Не знаю насколько. Не звони и не ищи меня, я сам свяжусь с тобой.
— Брат…
— И ещё…
— Нет ничего «ещё»! Прекрати, Неджи, прошу. Я не понимаю, что происходит. Зачем ты хотел встретиться со мной в мотеле? Почему на меня напали? Ты постоянно врешь мне. С того самого дня, как ты уехал в Штаты… Я устала! Слышишь?!
— Я люблю тебя, поэтому и вру.
— Это не любовь, брат. Я не верю.
— Хината!
— Я в старом доме. Приезжай сюда, если тебе правда нечего скрывать, прошу. Если понадобится, я буду ждать всю ночь. Только приедь, Неджи, приедь ко мне, если твои слова хоть что-то значат и мы во все разберемся. Пожалуйста.
— Прости, — ответила он и сбросил. Когда я попыталась перезвонить Неджи, телефон выдал «неверное подключение» и я зло бросила его на траву.
Художнику нужны определенные люди, но их начали устранять раньше, чем он сам. Значит, двое убийц.
И как с этим связан Неджи?
Что черт подери он знает?
Тогда к кому из этих сторон относится Исикава и его друзья?
Почему на встречу пришёл Наруто, а не Неджи…
— А! — недовольно взвыв, я уткнулась носом в колени, раскачиваясь. — Хоть иди и убейся!
Я снова взяла в руки телефон и вбила в карты психиатрическую клинику. Она находилась в соседней префектуре и ехать туда три часа на машине, недолго, нужно съездить завтра с утра, иначе я зачахну во время больничного, не успев расцвести.
Напряженная тишина затянулась, и я не знала куда деть себя. Прикрываю глаза, а перед ними пляшут чертовы мертвецы: изуродованные, расчлененные, обезглавленные. И довольное лицо Художника, готовящего свой новый мрачный шедевр. Его лицо мне не видно — дымка кружит вокруг, но я уперто тянусь к нему и наконец, хватаю за ворот и дергаю.
Воспоминание исчезает. Я встала с травы и, обойдя дом, забралась на мотоцикл. Был уже рассвет. Брат так и не пришел.