У Хинаты дрожали коленки и потели ладони. Давно она уже так сильно не нервничала, как сегодня. Казалось бы, ей так не терпелось поскорее попасть на сеанс в ОР. Однако, каждый шаг, приближающий её к госпиталю, давался с огромным трудом.
А мозг заботливо стал подкидывать тысячу причин, чтобы отказаться от этой затеи.
«Мои проблемы — чушь и ерунда. Жила же как-то все эти годы с неразделённой любовью, и ничего страшного. О чём я буду говорить?.. А вдруг надо мной посмеются?..»
И вот, когда она шла по коридору к нужной двери, чувства совсем захлестнули разум. Это был какой-то иррациональный страх. Даже сражаться в сложнейших битвах было не так тяжко, как шагать в тот самый кабинет.
Однако, Хината сделала несколько глубоких вдохов и, зажмурившись, постучала. А затем, войдя за дверь, увидела перед собой маленькую слабо освещённую комнатку с чёрной перегородкой, исписанной странными белыми символами.
— Здравствуй, — сказал приятный женский голос. — Не бойся. Проходи и присаживайся. Возле стула на тумбочке есть вода, если вдруг тебе захочется пить.
Хината глубоко вздохнула и на шатающихся ногах подошла к небольшому зелёному креслу с низкой спинкой и, сев на краешек, сжала пальцами ткань платья.
— Здравствуйте… — пробормотала она.
— Здесь только на «ты». Я знаю, что прийти сюда непросто, — продолжал говорить голос, — но это первый шаг на пути к твоему благополучию.
— Да, хорошо, — глухо ответила Хината, чувствуя, как выступает пот на лбу.
— Клянусь, это всё — между нами, — твёрдо пообещала незнакомка.
Хьюга закрыла глаза и тяжело выдохнула. Нужно быть сильной. Как и всегда. К тому же… Давать заднюю нельзя. Бежать глупо. Она уже сидела за чёрной непроницаемой ширмой. И, значит, назад дороги нет…
…Когда Хината вышла из кабинета, колени дрожали ещё сильнее, чем до приёма. В душе творилось что-то невообразимое. Одно она уяснила наверняка: решение прийти в ОР было одним из самых правильных в её жизни.
Когда девушка, сидящая по ту сторону ширмы, пообещала не считать проблемы Хинаты ничтожными, стало немного легче. Потому что она сдержала это обещание. К тому же, все вопросы, заданные незнакомкой, били точно в цель.
— То есть твой отец — достаточно жёсткий человек, верно? — настойчиво спрашивала девушка.
— Да, можно сказать и так.
— А тот, кого ты любишь… Груб с тобой?
— Вовсе нет. Он… Замечательный. Очень добрый. Просто… Не замечает меня.
Повисло недолгое молчание. Хината слышала, как она что-то пишет.
— Тогда ответь мне на один вопрос: чего ты на самом деле хочешь?
От этой безобидной фразы к горлу подкатил ком, а в животе будто что-то зашевелилось.
— Я… — дыхание сбилось, а на глаза навернулись слёзы. — Просто хочу быть счастливой.
— Тогда почему ты считаешь себя недостойной этого?.. Ты выросла. Твой отец больше не может влиять на твои поступки. Даже если вы живёте бок о бок.
Пальцы стала бить мелкая дрожь. Если бы она не сидела на кресле, точно бы полетела на пол. Потому что голова стала кружиться. Во рту пересохло. Взгляд покосился на небольшой кувшинчик. Хината взяла его трясущимися руками и плеснула воды в маленький стакан. И, сделав два больших глотка, дала честный ответ:
— Я… Не знаю.
— Ты не считаешь себя достойной любви того парня? Думаешь, что она ему не нужна? Как и когда-то не нужна была отцу?
В груди больно заныло. Хината молчала. Эти вопросы, казалось, расковыряли какую-то рану.
— Всё совсем не так… — попыталась оправдаться она.
Только это было ни к чему.
— Верно. Всё не так, — подтвердила девушка. — Строгий нрав отца вовсе не означает то, что он тебя не любит. В мире Шиноби любовь и заботу не принято проявлять открыто. Однако, это не значит, что тебе нужно поступать также. Необязательно любить тихо, если чувствуешь потребность делать это по-другому. Поэтому я повторю свой вопрос. Чего же ты хочешь на самом деле?..
Хината знала ответ. И уже озвучивала его в своих мыслях. Только он был жутким. Тяжёлым. Невыносимым. Ей так хотелось, чтобы в ОР дали какую-нибудь «волшебную таблетку». Но чуда не случилось.
— Мне надо признаться ему, — на выдохе сказала Хината, чувствуя, как горячие слёзы текут по щекам, — но я не могу…
— Что самое страшное может произойти? — продолжала спрашивать незнакомка.
Хьюга задумалась, утирая рукавом глаза. Будет ли страшно, если Наруто откажет?.. Больно — да, но… Это будет приемлемым ответом. Точкой, которая всё решит и позволит жить дальше.
— Я боюсь, что ничего не изменится… Ведь он уже однажды слышал от меня признание.
— Но если попробовать вновь… Что тогда будет? Закрой глаза и постарайся себе это представить.
Хината послушалась. Когда веки прикрылись, мозг сразу же нарисовал яркие картины возможного будущего. Если она снова скажет Наруто, что любит… Ей обязательно полегчает. А ещё… Быть может, он примет её чувства?..
— Думаю, ты уже нашла ответ. Если тебе невыносимо жить так, как сейчас, нужно позволить себе делать то, что хочется. Иначе ничего не изменится. Ты это и сама прекрасно понимаешь.
Хината не помнила, как дошла домой. Позволить себе делать то, что хочется… Разрешить себе быть счастливой… Это звучало страшно. Но жить, как и раньше, больше не получится. Она была в этом уверена.
***
По дороге к Какаши они не проронили ни слова. Сакура шла по заснеженной тропинке, на которой оставались следы от шагов учителя, и глядела под ноги. Ещё неделю назад, стоя в кабинете Хокаге, она подумала о том, что хорошо было бы просто поболтать. Но теперь понятия не имела, с чего начать разговор.
Сакура чувствовала вину. Какаши, как и всегда, был слишком великодушен. Ему постоянно приходилось о ней беспокоиться. С того самого дня, как они стали Командой номер Семь. Можно сказать, что он заменил ей отца или старшего брата… Когда Наруто и Саске гнались друг за другом в бесконечной борьбе, Сакура и Какаши были теми, кто оставался позади вынужденными зрителями этой непрекращающейся битвы.
Но теперь… Всё это осталось в прошлом. Однако, кажется, Какаши всё ещё ощущал за неё ответственность. И это было неправильно. Сакура то и дело порывалась сорваться домой. Но… Не могла. Проклятая слабость, ставшая спутником её жизни, не позволяла уйти.
Потому что ей очень хотелось выпить дурацкого чаю и перекинуться, хотя бы, парочкой слов. Главное — не чувствовать проклятого одиночества и ненадолго забыться в компании близкого человека.
— Пришли, — бросил он, остановившись у торца многоэтажного дома.
Сенсей жил на втором этаже. Когда дверь квартиры открылась, в нос ударил интересный аромат… В воздухе висела смесь терпкого запаха лосьона после бритья и крепкого кофе. Пахло мужским присутствием. Тепло холостяцкого дома обволакивало и расслабляло.
— Проходи, — пригласил её учитель, разуваясь.
Сакура покраснела, сняла сначала его плащ, а затем и свой. И, повесив верхнюю одежду на вешалку, несмело направилась в небольшую кухню.
Примерно таким Сакура и представляла его дом. Маленькая квартирка оказалась обставлена лишь самым необходимым, но, тем не менее, выглядела уютно. На стенах висело несколько картин с красивыми пейзажами. Путь из узкого коридора вёл сразу на кухню. Слева была приоткрытая дверь, через которую виднелась спальня.
— Я бы предложил поесть, но, увы, нечего, — виновато усмехнулся Какаши.
Сакура села на аскетичный белый стул и положила ладони на голубую скатерть, сжав их в кулаки. От чего-то было очень неловко.
— Спасибо большое, Какаши-сенсей. Я не голодна.
Он поставил чайник на старенькую плиту и зажёг под ним огонь. Снова повисло тягучее безмолвие, которое ей отчаянно хотелось нарушить. Но… Что спрашивать?.. О чём говорить?.. Поэтому Сакура продолжала смотреть на свои руки, чувствуя, как они покрываются липким потом.
— Не пойми меня неправильно… — наконец, заговорил Какаши, поставив перед ней чашку горячего чая. — Но… Ты себя так в могилу сведёшь.
Он подпёр рукой подбородок и внимательно посмотрел Сакуре прямо в глаза. От тяжести его взгляда хотелось провалиться сквозь землю. Однако, совсем не так, как при встрече с Саске, с которым было тошно даже рядом находиться от его оглушающего безразличия. С Какаши всё иначе. Она, буквально, кожей ощущала тревогу учителя. Даже несмотря на его безэмоциональное выражение лица, было яснее некуда: он совсем не рад видеть ученицу в таком виде. И его беззвучное волнение лишь усиливало чувство вины.
— Какаши-сенсей, спасибо вам за беспокойство, но я в порядке.
— Мне уже надоело слушать твоё враньё, Сакура, — очертания его губ дёрнулись вверх под тканью маски, — я слишком хорошо тебя знаю. Что случилось?
Она сцепила зубы и опустила взгляд. Чёрт возьми, случилось слишком много всего… Но… Говорить ему о Саске?.. Глупо. Он и без того был свидетелем отчаянной сцены её признания в любви в конце войны. А ещё наблюдал их дурацкое прощание…
Рассказать об Организации Реабилитации?.. Ни в коем случае. Пусть Какаши и стал Хокаге, нужно сохранять тайну столько, сколько получится.
Ну, а то, что Сакура сутками работает в госпитале, он знал и без объяснений.
— Я просто устала, — измождённо улыбнулась она, — мне, действительно, не помешал бы выходной.
— Я смогу об этом позаботиться, — мягко сказал Какаши. — Думаю, больница как-нибудь переживёт без тебя один день.
Почувствовав, что сил на возражения и борьбу нет, Сакура выдохнула и сдалась. Опять… Снова… Эта проклятая слабохарактерность…
Однако, впервые за долгие месяцы, ей показалось, что она вполне может позволить себе слабость без угрызений совести.
— Ну, в общем-то, не за что, — улыбнулся учитель, прикрыв глаза, а затем снова стал серьёзным. — Но я хочу задать тебе один вопрос, если позволишь.
Сакура нервно сглотнула.
— Конечно, задавайте.
— Что не так с твоим домом? Почему ты не хотела идти туда?
Сердце, казалось, подпрыгнуло к горлу. И почему так страшно признаваться в том, что ей невероятно одиноко?..
— Это… Сложно объяснить, — тихо ответила она, вспомнив о просьбе учителя больше не лгать. — Просто… Мне там становится плохо.
Какаши ничего не ответил. А Сакура почувствовала, как от собственного признания стало легче. Будто камень, весом в пару тонн, сорвался с души. Но вместо этой тяжести тело быстро наполнилось усталостью, которой невозможно было противиться.
***
Зайдя в кабинет, Какаши почувствовал, как бессонная ночь и накопившееся утомление берут своё. Голова была свинцовой, и даже чашка крепкого кофе, выпитая по дороге на работу, не помогла. Зато мысли слегка прояснились. Да и беседа с Сакурой позволила ненадолго отвлечься от гложущей душу тьмы.
Впрочем, разговора, как такового, и не было. Но даже этого хватило, чтобы сделать нужные выводы. Какаши видел, что Сакуре стало легче.
И это значило только одно. Не одного его съедало одиночество.
Какаши сел за рабочий стол и бросил взгляд на папку с документами.
О работе сегодня не думалось совсем. Из головы не шла Сакура. А точнее, та пустота, которую она излучала. Он совсем не удивился, почуяв хмельной аромат, исходивший от неё. Должно быть, в алкоголе девчонка глушила свои печали. Не лучший путь. Но не ему её осуждать. У каждого свои способы.
Какаши тяжело вздохнул. Пора признать, что Сакура из вечно плачущей незрелой малышки превратилась во взрослую девушку, на плечи которой свалилось слишком много проблем.
Надо бы перестать пытаться нести за неё ответственность. Судя по всему, ей это уже было ни к чему. Ну, а как иначе?..
Какаши взял со стола папку с бумагами и открыл, пытаясь вчитаться в написанное. Однако, мозг не воспринимал текст.
Жалость — худшее, что можно чувствовать по отношению к Шиноби. Но она была не только сильной куноичи. В первую очередь — человеком, другом, разбитой девушкой. И поэтому Какаши от чистого сердца жалел Сакуру. Нужно просто почаще видеться. Судя по всему, даже такие безобидные беседы вполне помогали ей.
Когда они допили чай, Сакура всё ещё крутила чашку в руках, поджимая губы. Было видно: ей совершенно не хотелось уходить. Прогонять её домой просто не поднималась рука. И Какаши не нашёл ничего лучше, чем предложить ещё чайку.
Она, потупив взгляд, согласилась. И пока чайник закипал, Сакура опустилась на руки и задремала.
Сколько же дней (или даже недель) она нормально не спала?.. Какаши даже и не попытался её разбудить. Раз уж ей так не хотелось домой… Раз уж ей там так плохо…
Он аккуратно поднял её на руки и отнёс на кровать. Девичье тело оказалось ещё более лёгким, чем казалось с виду. Во время такой внезапной близости от его чуткого носа не ускользнуло то, о чём ему знать было совсем непозволительно. От неё пахло не только саке. Но и...Персиками… Мёдом… Нотками сирени... Однако, на эти ощущения Какаши отчаянно старался не обращать внимание. Аккуратно положив Сакуру на постель и накрыв её пледом, он постоял несколько мгновений рядом.
Солнце уже взошло и заглядывало в маленькую комнату яркими лучами. Один из них касался девичьей щеки. Хотелось бы ему, чтобы этот свет каким-то чудом впитался в её кожу и проглотил весь сумрак, съедавший юное израненное сердце. Сейчас, во сне, Сакура вполне походила на ту беззаботную девчонку из почти забытых воспоминаний. И от этого в сердце вдруг кольнуло.
В дверь внезапно постучали, вырвав его из раздумий. Странно, слишком рано для посещений.
— Войдите.
— Здравствуйте, Какаши-семпай, — сказал знакомый голос.
Тензо вошёл в кабинет и снял маску АНБУ. По его лицу сразу стало ясно: что-то произошло.
— Я пришёл просить об услуге, — добавил он.
Старый друг выглядел взволнованным. И это было совсем на него непохоже. Он неловко коснулся тёмных волос и опустил глаза.
— Говори, — сказал Какаши, нахмурившись.
— Я хочу подать в отставку. Знаю, что это не по правилам. Но я… — он на мгновение запнулся и отвёл взгляд. — Больше не хочу быть Шиноби.
версия для печати
Дизайн
Главная
Твиттер
ВКонтакте
Почта
Правила и Политика
English
БорутоФан.ру
Александр Маркин
Анастасия Чекаленкова