Теруми пришлось промокнуть глаза салфеткой. От смеха выступили слёзы, грозившие испортить идеальный макияж.
- Хорошо, что Хиаши был рядом, - продолжал рассказывать Эй, не давая никому за столиком передышки, даже Хиаши посмеивался, вновь вспоминая, какую жизнь успел прожить. - Но я ведь не знал, что она проститутка!
- Кхм, - негромкое покашливание привлекло их внимание. Внизу, предпочтя остаться за перилами, а не подниматься к столику, стояла среднего роста женщина с волосами до плеч цвета крепкого кофе. Миловидная, не старше сорока, в платье с открытыми плечами и широкой юбкой в стиле моды пятидесятых годов. Длинная шея без украшений, но в ушах длинные сиреневые серьги, выделяющиеся во всём её строго продуманном образе. - Простите, что отвлекаю, Господин Ректор, но вам необходимо уделить время нескольким самым нетерпеливым меценатам, - судя по выражению её лица, она говорила о надоедливых людях с большими деньгами. Казалось, что женщина сама предпочла бы оставить ректора в кругу друзей, но где-то там без него грозил разразиться скандал. - И официально открыть наше мероприятие.
- Вот умеешь же ты испортить настроение, Нохара, - залпом осушив остатки в стакане, проворчал Эй. - И почему это не может сделать кто-то другой? - женщина развела руки в стороны.
- Потому что ректор тут вы, Эй-сама, - несмотря на уважительное обращение, издёвка в её словах была очевидна.
- Смотри у меня, - поднимаясь из-за стола, пригрозил Эй, - сокращу финансирование твоего нудного факультета, тогда посмотрим, кто будет веселиться, - Нохара лишь снисходительно улыбнулась, дожидаясь, когда начальник спуститься к ней. - Не скучайте без меня, - уже стоя рядом с брюнеткой, обратился он к Хиаши с Мей. - Понимаю, что это невозможно, но вы приложите все силы. Пойдём, Нохара, показывай, где там твои меценаты.
- Они наши, Эй-сама, наши, - похлопывая здоровяка по плечу, сказала она. - И кстати, вам тут просили передать привет, - будто невзначай добавила Нохара.
- Да? Кто ещё?
- Один, извините, но он сам себя так назвал, сказал, что вы поймёте, - начала она издалека, потому что не привыкла произносить подобных вещей при начальнике, - старый извращенец.
Как ни странно, Эй отреагировал счастливой улыбкой.
- Ничего себе! Вот это новости. Что он ещё сказал? - тут Нохара улыбнулась иной улыбкой, предупреждающей, что он сам напросился.
- Сказал, что не против почитать лекции во время весеннего семестра, - Эй удивлённо уставился на женщину. - Это всё моя заслуга, между прочим. Так что, что-то мне подсказывает, что с финансированием моего факультета не будет никаких проблем. Верно?
Ответа Мей и Хиаши уже не слышали.
- Я думала, что у тебя напряжёнка с друзьями, - пригубив шампанского, размышляла Мей. - Ты ни разу не упоминал про Эйя. Я даже немного оскорблена этим.
Хиаши опустив взгляд на льняную скатерть, пальцы поправляли несуществующие складки.
- Дело в том, - продолжая смотреть вдаль, но не на женщину рядом, заговорил Хиаши, - что это только моя вина. Однажды я просто решил так жить, притворяться, что у меня никого нет, разорвать все связи. У меня появилось что-то вроде миссии, а скорее, навязчивой идеи, растить детей. Понимаешь? - теперь он смотрел на неё. - Даже сам с собой я не размышлял, что должен о них заботиться, любить. Это было чем-то вроде сдачи отчёта. Цифры сойдутся и значит я сделал всё правильно. Продержал их рядом, пока они не сбежали.
- Не зацикливайся на этом сейчас, - взяв его за руку, крепко сжимая пальцы, с горячностью произнесла Мей, - теперь ведь всё иначе. Того Хиаши больше нет, не думай о нём. Тем более, твоя история должна быть о другом.
- Да, ты права, - опрометчиво ответил мужчина. - И да, я понял, что сказал, - Мей попыталась скрыть довольную улыбку. - Как я начал говорить, это была моя вина. И я правда думал, что хотел остаться один. Но некоторые люди продолжали упорно быть рядом. Такие как Ко и Эй. Первого, честно сказать, я точно не заслужил. Ну а Эй будто не замечал моего мысленного отсутствия каждый раз, когда нам удавалось пообщаться.
- Правда?
- Знаю, - подтвердил своё собственное удивление Хиаши. - Он был точно таким же, как сейчас. Вспоминал наше совместное прошлое, был таким же неугомонным, пошлым, в целом совершенно несносным ужасным человеком. Только я не позволял его энергии вернуть меня прежнего. Это бы означало вновь вспоминать, - Хиаши запнулся, но Мей всё ещё держала его за руку, - вспоминать время, когда Хизаши был рядом. Свою жизнь с Хацуми. Я был так слеп, что не видел всех этих возможностей вернуться к жизни.
Мей хотелось спросить как вышло, что Эй не помог ему пережить смерть брата. Она знала его пять минут, за которые окрепло ощущение, что у них есть что-то общее с КуШиной. А если бы не подруга, то она никогда бы не выбралась из депрессии после несостоявшейся свадьбы. Этот вопрос вертелся на языке, любопытство зудело между лопаток, но Мей не торопилась. Последнее, чего ей хотелось - возрождать неприятные воспоминания.
- Я иногда думаю, - заговорил Хиаши, прерывая её споры с собой, - изменилось бы что-то будь Эй рядом после смерти Хизаши, - выражение лица должно быть выдало её, потому что Хиаши точно завёл этот разговор неспроста. - Он тогда писал кандидатскую и был за границей. Я ему даже не сказал, он узнал от каких-то общих знакомых.
Над столом повисло тягостное молчание.
- Хорошо, что ты встретил меня, - прервала его Теруми, - и я напомнила тебе о важности дружбы. А ещё немного свела с ума, так что ты снова вернулся к жизни. В некоторых аспектах, связанных с предметами офисной мебели, даже очень активно вернулся, - нахально обмахиваясь ладошкой, закончила она. Хиаши засмотрелся на ярко-алые губы. В зале стало неимоверно душно. Смокинг, сидящий идеально, сшитый на заказ по его меркам, показался чудовищно тесным и неудобным. Вот бы сейчас оказаться не здесь и избавиться от всего лишнего.
- Я уже говорил тебе, - с трудом заставляя мысли двигаться в пристойном ключе, хрипловато проговорил Хиаши, - что ты прекрасно выглядишь? - Мей расправила плечи, слегка выгибаясь на стуле. Под его наполовину перепуганным, а наполовину жадным взглядом, она в полной мере ощутила себя шикарной.
- Я надела белое. Впервые с тех пор, - пояснять с каких было излишним. - Только для тебя.
Раздался треск в динамиках, развешенных в разных углах большого банкетного зала. Громоподобный голос Эйя несколько раз произнёс «раз, два», проверяя звук. Ректор красиво приветствовал всех присутствующих. Отдавал должное уважение коллегам, восхищался бывшими студентами, которые гордо несут звание их выпускников и приносят гордость университету, льстил меценатам. Говорил о богатой истории и выражал надежды на будущее. Получалось у Эйя хорошо, потом он скажет, что это была его лучшая речь. Мей и Хиаши согласятся. Потому что они теперь все стали друзьями.
А другу совсем не обязательно знать, что всё это время они не слышали ничего, кроме стука собственных сердец. Они сидели неподвижно, смотря друг другу в глаза. И никого вокруг для них не существовало.
***
- Мей была права, что настояла на такси для нас, - аккуратно распаковывая платье из чехла, произнесла Кушина. - Не представляю, как бы тащилась с ним по этой лесной дороге, - она сначала посмотрела на ладони, будто боялась, что успела испачкать их в чём-то, а уже потом провела по насыщенному тёмно-синему материалу. Ничего нежнее она не касалась. Может это и есть настоящий бархат? Кушина понятия не имела. А эти кружева, наверняка ручная работа. - Дорого, конечно, - продолжила она, - в такую даль ехали. Ну ничего, - успокаивала она саму себя, - мы ведь тоже много чего делаем для Мей, так ведь? - Кушина даже не знала откуда взялось это беспокойство из-за денег. Или умело делала вид, что есть миллион других переживаний, помимо самого главного. Съедающего изнутри. Жгучего. Противного. Липкого. Она снова взглянула на свои руки, но те были чистыми.
Но кожа показалась огрубевшей. Кушина вся себе казалась огрубевшей. В чёрточках, куда не глянь, отпечатки её длинной трудовой жизни, которой она всегда гордилась. Но не сейчас. Она могла думать только о том, сколько лет прошло с тех пор, как была молодой. Той рыжей перчинкой, которая покорила сердце Минато. Ничего удивительного, что он, этот пай-мальчик с его книжками, влюбился в такую. Хотелось прикоснуться к опасному огню, и он касался, смелея.
Кушина обернулась и взглянула на мужа. Он сидел за столом в их номере, низко склонившись над раскиданными бумагами. Его губы шевелились, пока он что-то решал в споре с собой. И не слушал, что Кушина ему говорила.
- Ты что-то сказала, милая? - не подняв взгляда, уточнил Минато.
Кушина попыталась нащупать злость, найти эту самоуверенность, которая никогда ей не изменяла. Но чувствовала только, как накатывает слабость, пока Минато так и сидел, смотря не на неё.
Предвкушение, зародившееся при выборе шикарного платья, последующей поездке на такси и первом моменте в фойе пятизвёздочного отеля, прекраснее которого Кушина не видела, таяло в шуршании страниц. Всё, чего теперь хотелось Узумаки: убраться из этого номера, покинуть отель, вернуться в квартиру и плакать. Принципиальности в последовательности действий не было: плакать, можно было начать уже сейчас.
Минато так хотел сюда попасть, что Кушине пришлось засунуть свои чувства поглубже.
- Ничего, - тихо ответила она бесцветным голосом. И принялась снимать с себя одежду, в которой приехала. Хорошо, что зеркало в номере было одно, и то мелкое, висело в ванной, сводило с ума. Кушина успокаивала нервы мыслью, что будь здесь их ещё несколько, то всё бы кончилось порчей дорогого имущества.
Глаза как специально искали обрывки отражения: то россыпь веснушек на белых плечах - ни дать ни взять проклятая сыпь, то сморщенная шея, выдающая возраст, то парочка кривых ног. Кушина торопила уже прикрыть своё уродское тело платьем. Надо же, чего выдумала, остервенело пиная в сторону брюки, брошенные на пол, гневно выговаривала про себя рыжая. Она перестала противиться и упрямо уставилась на себя. Курам на смех! Бабе за сорок, но только гляньте, разоделась в дорогое нижнее бельё: нежно-розовый цвет, будто она девочка-подросток, кружево, стринги и грёбаные подвязки, пристёгнутые к телесным чулкам. Зад давно обвис, апельсиновая корка на бёдрах, а живот? Растяжки, которыми наградил её давным-давно детёныш. Платье? Да оно же облегающее! Ни один недостаток не скроет - всё покажет. И это при всех этих утончённых, молодых сучках, которые спят и видят, как увести у неё мужа.
- А ты и рад, сволочь! - процедила она сквозь сжатые зубы, выловив в зеркале отражение Минато. Оказалось, слова эти были последней каплей. Кушина перестала сдерживаться, позволяя обиженным слезам портить макияж (никакой косметики всё равно не хватит, чтобы скрыть какая она уродина). Она отвернулась к окну: прекрасный вид на, уходящее за дымку горизонта, озеро, не облегчил её ноши. Вуаль из распущенных волос скрыла Кушину от мира, а мир от неё.
- Ты что-то сказ… - начал было Минато, поднимая взгляд на жену, но тут же осёкся. Не раздумывая отложил листы, содержание которых уже, кажется, помнил наизусть, когда увидел Кушину. Из-за такого можно потерять рассудок. Вид её, обнимающей себя за узкие плечи, этот потухший огонь её волос, обволакивающий, будто забирающий её от него. Минато решил, что ему снится кошмар. Его Кушина никак не может быть этой слабой, сломленной женщиной в неверном свете наступившего вечера.
Не запомнил ни одного шага, даже того, как поднялся со стула с мягкой обивкой. Очнулся уже рядом с ней, когда мог касаться. Протянул руку, но испугался, увидел, как она превращается в пылинки на фоне светлого ореола окна.
- Кушина? - позвал мягко, сравняв шёпот с шелестом ветра за окном. Она всё равно дёрнулась всем телом, отступая на шаг. Испугался задать ещё один вопрос, стараясь понять, что могло произойти. Конечно, он всему виной, но в чём именно и как это исправить? Ругал себя последними словами, что так погрузился в задачу, которую перед собой поставил, забыл о жене, не ожидая от неё слабости. Снова протянул руку, желая убедиться в её реальности, зацепиться за плоть, передавая касаниями то, что не может словами.
- Нормально, - увидела краем глаза, не допустила, зная, что его руки соврут такую красивую ложь, которой поверит. Которой желает поверить. - Не хорошо стало, только и всего. Иди один. Я подожду тебя здесь. Не буду портить вечер, - знала, что слова эти лишние, но не удержалась от финального укола, ещё бы кинуть ему претензию в лицо. И увидеть в ответ стыд, выдающий его мысли. - Она там тебя, наверняка, уже заждалась, - и яд удержать не смогла.
Минато озадаченно опустил голову к плечу. Страх испарился. Разум снова был в его распоряжении. И настало его время злиться. Кушина, эта невыносимая женщина, которой он ни разу не давал повода усомниться в себе или силе своих чувств, разыгрывает эту драму, практически втаптывая его сердце в осколки боли. Он ведь привык к её самоуверенности, доверился ей, посчитал бесконечной. Но она вдруг словно пощёчиной демонстрирует ему свою женскую неуверенность, свои опасения и слабость. А за огненной стеной волос, наверняка, полоски слёз. Он злится ещё сильнее, за её боль, которую нанёс не нарочно, за свою боль, которую она причиняет специально.
- Я без тебя никуда не собираюсь, - в голосе сталь. Он быстрее, сильнее, тянет руку и хватает её чуть выше локтя. В этом захвате тоже сталь. Кушина вырывается, пятиться в разные стороны, стараясь избавиться от него рядом. Всё же из-за него, притащил в это место, к этим людям, где так отчётливо видна разница между ними. Его тонкая душевная организация, его образованность, чужая любовь к нему. А она будто дикарка. Вырывается, подтверждая свои же опасения, и бесится ещё сильнее.
- Пусти! - рычит, словно загнанный в угол зверь. А Минато ухмыляется: наконец-то вспомнила, что она тигрица. Всполохи огненных волос взрываются перед глазами. Слишком много обнажённой бледной кожи отвлекает. Пока Минато не видит ситуацию целиком. Их уединение и своё необъятное желание. Идеальный симбиоз в идеальных условиях.
У неё слишком много свободы. Минато необходимо её удержать, сковать. Он оглядывается и пятиться назад, с силой дёргая жену на себя. Шипит и кривится, когда приземляется на твёрдое кресло - типичное для отелей, ничем не примечательное, практически бездушное - в котором они едва помещаются вместе. Спина завтра может не сказать спасибо за такие фокусы. Но главное, что Кушина теперь сидит на нём, а он может со всей силы прижать её к себе, обхватив за талию. И заплести ноги, придавив их к полу собственными ступнями.
Кушина отворачивает лицо, всё ещё стараясь избавиться от него руками. Минато не стесняется откровенно смеяться над её жалкими попытками. То, что их могут услышать лишь безликие постояльцы отеля так его раскрепощает, что он сам от себя не ожидал. Но это словно разрешение сделать всё, чтобы показать этой женщине, что ни в его сердце, ни тем более в его постели, ни место никому. Только ей.
- Отпусти! - старается быть требовательной, напоминая себя прежнюю. Только Минато не верит, есть что-то в том, как она неуверенно проглатывает окончание слова, будто просьба иного толка - противоположного.
- Сиди смирно, - свободной рукой заставляя её смотреть в глаза, грубо приказывает Минато. Кушина слушается, он чуть не вслух произносит: ну надо же. Но это бы убило его образ, выдержка помогает, повезло. Он убирает руку, а Кушина не думает отворачиваться. - И что ты тут устроила? - интересуется Минато. Жена молчит, но глаз не отводит, хотя видно, что хочет, чтобы не показывать своего стыда. - Не верю, что всё это из-за ревности. Всерьёз?
Кушина отворачивается, принимаясь с новой силой вырываться, подтверждая то, в чём теперь предпочла бы не сознаваться. Так противно от собственной глупости и слабости. Кушина Узумаки должна была надеть шикарное платье и всем показать, что этот мужчина только её. Но что-то так не вовремя надломилось. И теперь придётся с этим смириться.
- Почему, Кушина? - искренне интересуется Минато. Ему правда не понятно, ведь он видит перед собой каждый день всё ту же девчонку, в которую влюбился с первого взгляда.
- Много всего, - нехотя признаётся она. Всё равно уже репутация пошла по пизде. Так чего бы нет?
- Хм, много, - задумчиво растягивает слова Минато. - Позволь я угадаю, наверное, одна из причин кроется где-то здесь, - его рука обхватывает жену за шею, придавливая, но не задерживается, а тут же продолжает свой путь. Мнёт грудь, наслаждаясь податливостью атласных кружев. Требовательно спускается ниже, грубо проталкивая ткань трусиков вместе с пальцами туда, где его давно ждут. Кушина не может обмануть его реакциями своего тела. Оно для Минато за эти годы стало картой памятных мест.
- Нет, - пытается она сопротивляться, и даже предпринимает новую попытку вырваться, но Минато лишь прикладывает больше силы. И входит в неё грубее, на понятном его женщине языке объясняя, кто здесь решает. - Н-е-е… да-а-а, - Намиказе ухмыляется. Ломать можно по-разному. Он всегда предпочитал делать это безоговорочной любовью. Теперь можно её отпустить - она никуда не собирается бежать.
Минато поворачивает Кушину к себе, тянется за поцелуем, пока пальцы умело доводят её до вершины (руки ещё помнят, как это делается, но дело не в технике, а в инструменте, и его никогда не фальшивит). Она с готовностью тянется к нему, но Минато лишь позволяет ощутить крупицу вкуса. Кушина постанывает, стараясь поймать язык мужа. Поцелуй смещается. Минато прикусывает её нижнюю губу, вырывая для себя стон ярче, громче. Такой, чтобы от него кровь сосредоточилась в одной точке.
Он не подхватывает её на руки, не относит на кровать словно невесту. Никаких нежностей, в нём так много нерастраченной страстной ярости, что она рвётся наружу. Разум будто заволокло острой пеленой желания. Нос щекочет пряный запах его личного ядрёного перца. Минато буквально швыряет Кушину на широкую кровать их гостиничного номера. Не даёт ей опомниться, встретить его взглядом, придавливает своим телом к прохладе покрывала. Припадает носом к завораживающей выемки поясницы. Касается языком, слизывая перечную сладость её кожи. Сдавливает ладонями полушария узкой попки: его поразило это ещё в первую их ночь, когда оказалось, что они идеально подходят. Годы идут, а пропорции его ладоней и сладкой попки его жены остаются прежними. Минато знает, что пока всё так - они будут в порядке.
На нём уже была белая майка, на которую он собирался надеть рубашку, и чёрные брюки с ремнём. А перед ним жена в одном нижнем белье - не все его части можно считать за полноценный предмет одежды - каждым изгибом просящая взять её побыстрее. Кто он такой, чтобы тратить время на такие глупости, как раздевание?
Кушина хватается за покрывало, сминая его в кулаках, утыкается носом в приятный холодящий материал, прикусывая зубами, когда слышит, что Минато расстёгивает ремень. Его руки накрывают её руки. Его губы оказываются на её плече, когда он накрывает своим весом. Она немного приподнимается ему навстречу, раскрываясь, облегчая проникновение.
Это так горячо и интенсивно, что она забывает кто они такие. Нет ни возраста, ни шероховатостей тел. Нет прожитых лет и взрослого сына. Нет бытовых проблем, нет грубости рук, нет знания о каждой трещинке в друг друге. Они лишь двое любовников, скрытых от всего мира.
Минато ускоряется, растворяясь в женщине, любить которую был рождён. Позволяет себе собственные стоны, которые нет нужды сдерживать. Мышцы наливаются каменной тяжестью - ещё немного и упадёт без сил. Их изгибы сталкиваются, между ними нет зазоров, они так глубоко друг в друге, будто спаянные навсегда.
Кушина чувствует его голову на плече, чувствует как близка. Ей удаётся просунуть руку между собой и кроватью. Она проталкивает ладонь, зная, где точка, в которой её удовольствие. И дополнительная теснота заставляет Минато дышать учащённее, опаляя стонами бьющуюся жилку пульса.
Она кончает первой, чем Минато несказанно гордится. Его накрывает через две секунды. Забытое, почти запретное удовольствие наполнить её собой, сносит крышу, будто он снова впервые удостоился чести потрогать Кушину за грудь. Всё это было когда-то, впервые, всё с ней. Сейчас, кажется, что настало новое впервые. Вновь только с ней.
У него нет сил разорвать этот контакт, и нет желания покинуть её тело. Они валятся на бок, всё ещё сплетаясь, соединяясь. Минато гладит её волосы, каждый раз боясь обжечься этим огнём. В Кушине снова бьётся дикий пульс жизни. Между ними снова всё хорошо, он знает это потому, как она выкручивает спину, чтобы обхватить его руками.
Их тяжёлые дыхание смешиваются.
- Мы, - шепчет Кушина, не желая спугнуть момент, - наверное, должны поторопиться на это твоё важное мероприятие.
Минато целует её, накрывая губы губами. Одно касание, чтобы насладиться. Одно касание, чтобы заткнуть.
- Уверен, что мы ничего интересного не пропустим, если полежим так ещё. Совсем немного.
- Немного, - соглашается Кушина.
***
- Н-не понимаю, как мы здесь оказались, - с трудом произносит Хината. Текст перед глазами расплывается, её ведёт в сторону, пока сильные руки не возвращают равновесие. - Я в-ведь д-даже… м-м-м… не сдаю… м-м-м… л-литературу, - каждое слово даётся с огромным трудом. Она пораженчески опускает голову, утыкаясь носом в разворот страницы своей тетради. Чернила до сих пор не потеряли своего аромата. Каждое слово, вписанное в эти конспекты на уроках Минато-сенсея, были когда-то, в другой жизни, чем-то неоспоримо важным, железобетонным в её разваливающейся жизни. А теперь кажется, что ни одного из них не получается разобрать. Понять выходит ещё меньше.
- Какая ты эгоистка, - нашёптывает Наруто, откидывая её распущенные волосы вперёд. Ловкие пальцы давят сзади на шею, спускаясь ниже по позвонкам. - Мне ведь придётся сдавать, неужели не желаешь помочь мне с этим?
- М-м-м, - невнятно постанывает она. Глаза плотно сжаты, лицо по-прежнему надёжно спрятано среди тетрадных листов. Рука Наруто вновь поднимается выше, он как будто массирует её плечо, но Хината чувствует, что так он лишь старается на неё давить. Разница ощутима. Пальцы на ногах сводит судорога, она до боли сжимает их, цепляясь за ворс ковра.
- Давай же, Хината, - его рука скользит по её руке, вызывая дрожь. Наруто с силой опускает вниз тетрадь, лишая её укрытия. - Ты остановилась на том, что тема любви представлена как источник страданий и разочарований. Мне так нравится тебя слушать. Продолжай, - и сам продолжает, вырисовывая влажные рисунки на её плече. Хината честно старается сосредоточиться на конспекте, найти момент, где остановилось. Ничего не получается. Она невнятно стонет, надеясь, что это хоть отдалённо похоже на: «мне жаль, не могу, ты слишком жесток». - Так не пойдёт, - недовольно произносит Наруто. Всё, чего она добилась своей слабостью - он полностью остолбенел. Ни единого движения. А её тело всё скованно по рукам и ногам. Теперь он и правда, жесток.
- С-сейчас, д-да, - нервно обещает Хината. Глаза бегают по убористым строчкам. - Д-да, ещё, как способ познания себя и своего мира, как и-источник вдохновения и творчества. Автор м-мастерски раскрывает сложность и многогранность любовных чу-у-увств.
- Хорошо. Видишь, умеешь быть умницей, когда захочешь, - весь мир плавно двигается наверх, медленно опадая. И Хината вместе с ним. Так прекрасно, так чувственно, что она обращается в одну лишь слабость. Хочется откинуться назад, найти опору, но Наруто не позволяет. - С этой страницей мы закончили, - он сам переворачивает на следующую. Помогает её ослабевшим пальцам ухватиться за края тетради. - Что же говорил о любви следующий автор?
Взгляд расфокусирован из-за того, как тело движется: сначала резко в верх, затем осторожно вниз. Листы колышутся, строчки сливаются. Но Хината старается вспомнить день, когда записывала это, потому что знает - если не будет говорить, то он снова станет жесток.
- Т-тема любви, - там точно было что-то подходящее под её состояние. Наруто останавливается и это стимулирует её память. - Тема любви п-представлена в мрачной, а-х-х, и извращённой манере, -Наруто усмехается, прикусывает тонкую шейку до отчётливых отпечатков зубов. - Исследуются разные формы проявления любви, - на одном дыхании выпаливает Хината, - от нездоровой одержимости до манипуляций и контроля. В конечном счёте, - он, наконец, позволяет немного расслабиться, откидываясь назад и утаскивая Хинату за собой. На его груди так спокойно. От кожи исходит тепло. - Роман исследует сложности любви и разрушительные последствия её отсутствия. Через любовь подчёркивается разрушительная природа отношений, в которых отсутствует настоящая эмоциональная связь. Любовь - это сила, которая может как питать, так и вредить, в зависимости от обстоятельств, в которых она возникает.
Даже в таком положении, Наруто пришибают её слова. Пусть они об очередной глупой книжке, которая ничего не знает о его жизни или его любви, но слова бьют в цель. Больно бьют. Заставляют думать о природе этой любви, происходящей прямо сейчас. Кажется, что она уже делала с ним всё, что можно: вредила, питала, убивала, оживляла.
-… через призму прощения и искупления, - продолжает Хината, как будто знает, что ему нужен проводник в той тьме, куда он себя чуть не загнал. - Решение простить за её действия, несмотря на причинённый ею вред, отражает его способность любить её и сопереживать ей как человеку с недостатками и сложным характером. Их отношения подчёркивают сложность любви и её способность преодолевать ожидания и ограничения.
Наруто ничуть не удивлён, что любовь делает всё это. Он ощущает, что готов простить ей всю боль, которую она ещё причинит. Но эта готовность сильно пугает. До того, что хочется разорвать эту близость. Отказаться от неё, предотвратить разрушения. Его разрушение.
Хината вновь переворачивает страницу. Это короткое движение пробуждает Наруто. Он кладёт растопыренные пальцы на её обнажённый живот, напоминая, как близко находится. Её дыхание сбивается именно в том месте, где лежит его рука, там под кожей словно находится тот узел возбуждения, которое он разжигал в ней. Наруто не к месту отмечает безусловную иронию своего положения: между сердцем, что должно отвечать за настоящую любовь, и центром сексуального удовольствия, которое возможно без любви.
- Поначалу кажется, что их любовь основана на физическом влечении и общей страсти, - начинает читать Хината в попытке отвлечь его от слишком активных действий. Так приятно вновь ощущать ясность мыслей, когда туман желания притупляется. - К л-литературе! - выходит высоко, вперемешку с неожиданным стоном, когда Наруто толкается глубже, всё ещё находясь внутри. Свободной рукой он ласкает грудь, оставляя грубые засосы у основания шеи.
- Дальше, - он отталкивает её вперёд, а сам остаётся в расслабленной позе: спина опирается на спинку дивана, голова слегка запрокинута. Рука упирается в центр её позвоночника, Хината сидит у него на коленях, прямая словно натянутая струна. Пошлость положения заводит её сильнее. - Читай, - продолжает Наруто в приказном тоне, - и не переставай двигаться.
Хината находит опору ногам, чтобы не терять равновесия. Складывает тетрадь пополам, чтобы освободить одну руку. Она нужна ей, чтобы опереться на бедро Наруто, мгновенно напрягшееся от её ощутимого давления.
- Однако по мере развития их отношений, - ровным голосом читает Хината, и двигает попкой, приподнимаясь, ощущая движение каждого миллиметра возбуждённого члена внутри себя, - становится ясно, что между ними, - опускается резче, проталкивая его в себя до основания, - у-м-м! С-существует более глубокая, - поднимается вверх, выше, чем в прошлый раз, чтобы опуститься, ощущая свою власть над ним, - э-м-м-моциональная связь.
- Х-с-с, - получается, думает Хината, ухмыляясь. Пусть немного, но теперь она хозяйка положения. Лёгкий поворот головы, чтобы видеть как Наруто с трудом сдерживается, чтобы не стонать в голос. Её это не устраивает.
- Несмотря на разницу в возрасте и социальном статусе, - дальше она знает наизусть, поэтому может разжать пальцы, позволяя тетради упасть на журнальный столик - недавнего свидетеля их страсти. Теперь она упирается обеими руками в его напряжённые бёдра и может поднимать тело выше, двигаться на нём активнее. - Их связывает глубокая близость, - каждое изменение на его лице словно табель успеваемости: капельки пота на лбу, как признак усердия, скривленные губы, как показатель трудолюбия. По едва сдерживаемым эмоциям, Хината понимает, что оказалась способной ученицей. - Выходящая за рамки общепринятых норм.
Наруто видит, что она делает. Побеждает его в его же игре. Её попка раскачивается на нём из стороны в сторону, уже не приподнимаясь, а лишь стараясь толкнуть его глубже в себя. Так приятно отпустить поводья, просто расслабиться и ждать прихода удовольствия. Но его сердце уже в её крепкой хватке, а сейчас эти серые глаза сверкают опасностью, обещая капкан, из которого не выбраться. Наруто не хочет быть свободным, но готов отдаться в её ласковый плен только после обещания.
А пока её сердце не откроется навстречу их любви, которая может быть великой, исцеляющей, прощающей, уничтожающей, вечной, он будет строгим надсмотрщиком. Узумаки оплетает её своими удушающими объятиями. Её сиськи приятной тяжестью ложатся на руки. Невероятно, он ведь трахает Хинату буквально весь вечер, но оттого, как ему мало сводит скулы, хочется вырваться из собственной шкуры, лишь бы не испытывать эту болезненную нехватку.
Она потеряла свой контроль. Дышать тяжело. Горячий язык касается места, где шея переходит в позвоночник. Наруто так громко втягивает её аромат, что это смущает, ей кажется, что она пропиталась запахом неудержимого секса. А он словно животное нашёл её по этому следу. Как бы хорошо Хината не пряталась за маской благочестия, она не хочет, чтобы это безумие заканчивалось.
Наруто отпускает одну руку, перемещая на её бедро. И перекидывает стройную женскую ножку, укладывая на себя. Так прекрасно ощущать, как она при этом расширяется, позволяя проникнуть глубже. Хинате удаётся зацепиться за его плечо, выкручивая руку, ногти впиваются в каменные мышцы. А Наруто проделывает тоже самое с другой ногой. Теперь Хината не может касаться пальцами пола. Её держит в этом мире лишь точка их тесного соприкосновения.
Голова сама по себе откидывается назад, волосы рассыпаются по спине. Протяжный, смешанный с истеричным смехом, стон взлетает к потолку. Наруто держит её за талию, словно безвольную куклу. Он задаёт ритм, он отмеряет глубину. Весь мир движется. Хината выхватывает взглядом чёрное пятнышко на светлой стене - может какое-то насекомое, давно умершее без движения - оно то скачет вверх, то вниз, как сама она то оказывается на вершине, то опадает на возбуждённый пик его мужественности.
Силы в руках больше нет. Ногти будто обламываются и ладонь скользит вниз, опадая. Кости превращаются в желе, она обмякает всем существом, твёрдость ей придаёт только член Наруто, бьющийся пульсом внутри.
Их стоны перерастают в крики, сплетающиеся в вышине подобно их измотанным телам. Они достигают синхронности, кончая вместе. И остаются вместе, пока Хината плывёт по волнам впрыснутого в кровь кайфа, накрывающими волнами ощущая, как Наруто отдаётся последним конвульсиям, отдавая себя до капли. Внутри горячо от его присутствия. Но она не хочет, чтобы на смену ему пришёл холод. Лучше гореть. Превращаться в пепел. И кружить среди пылинок, которыми он будет дышать.
Остаться его частью навсегда. Мысль похожа на горячечный бред, который, она знает, пройдёт, как только между ними появится пространство.
***
Хиаши наблюдает за Мей поверх нового стакана с янтарной жидкостью. Его бестия мило общается с подслеповатым стариком, который, наверняка, ещё и притворяется тугим на ухо, чтобы был повод наклоняться пониже. Его крючковатый нос практически забрался к Теруми в декольте. Эти стервятники воспользовались отсутствием ректора за столиком, чтобы занять свободные места.
Хиаши с ленью выискивает в воспоминаниях имеющиеся факты об этих людях. Старик точно купил место за главным столом своими пожертвованиями: учить уже пятую туповатую внучку в одном из лучших университетах города дело не дешёвое. Второй мужчина намного моложе, настолько, что его больше интересует содержание его телефона, а не декольте Мей. С ним дело обстоит иначе, его присутствие веселит Хиаши. Особенно тем, как натужно улыбается Теруми, в очередной раз, замечая, что не привлекает его внимание. Ох уж эта женская гордость!
Последней присоединилась негласная помощница Эйя, которую он называл Нохара. Судя по довольному виду, она была рада, что бросила начальника на произвол судьбы, оставив один на один со всеми желающими пообщаться. Она и сейчас с мстительным удовольствием следила, как на нём повисла очередная женщина средних лет. Хиаши подумал, что такое поведение ей не свойственно, но Эй зря угрожал её факультету. Ему даже стало интересно, что за факультет, но сначала все слушали речь ректора, потом официанты стали приносить первые блюда, так что не было причин начинать разговор. А теперь в Хиаши была такая доза алкоголя, которая делала его слишком задумчивым и угрюмым.
Музыканты заиграли чуть громче, отвлекая внимание от незнакомцев за столом и возвращая его к Теруми. «Надела белое, специально для тебя». Так она сказала? Однажды это уже происходило. В другой жизни. С другой женщиной. Она тоже была в белом. И играла музыка. Сколько ночей он провёл в одиночестве своего кабинета, рассматривая их свадебный танец. Неужели это и правда, было в другой жизни? Он не может вспомнить деталей сейчас, как это было, когда его руки держали её за талию, когда она прижималась к нему, а впереди была целая жизнь.
- Давай потанцуем, - его реплика перебила лепет старика, врываясь в реальность, сродни природной катастрофе. Казалось, не только взгляды тех, кто сидел рядом, но всего зала уставились на него, будто спрашивая: ты уверен? Ни физическая близость, ни молчаливое обещание скорого признания, не казались ему предательством прошлой, ушедшей от него любви. Но как только он заменит чёрно-белые воспоминания новыми, где в его руках будет кружиться другая женщина, это будет означать, что он попрощался с другой женщиной навсегда. Хиаши взглянул Мей в глаза, подозревая, что там она увидит его трусость, а следом дождётся того, как он забирает слова обратно.
Только ничего это не случилось. Он будто со стороны увидел, как протягивает ей руку, приглашая стать той, кто встанет рядом. Не стирая прошлого, не заменяя призрак ушедшей, а открывая новую главу его жизни. Жизни во всех её проявлениях.
Теруми не раздумывая вложила свою ладошку в его.
Хиаши легко вёл её среди уже танцующих пар. Казалось, что они, словно напуганные птицы разлетаются, уступая им дорогу. В какой-то момент Мей совершенно перестала замечать кого-либо вокруг. Они остались в центре зала, и все огни сосредоточились на них. Две белые фигуры, словно два лебедя, нашедшие пару до конца своих дней, среди темноты вокруг. Исчезни один из них - второй разобьётся о землю. Но пока они не думали о том, что будет завтра. Его просто не существовало для них.
Были его руки на её талии. Её ладонь в его крепком, но нежном захвате. Он вёл. Мей шла. Он наступал. Мей отступала. Он кружил. Мей пьянела от головокружительных чувств. Быстро. Резко. Плавно. Задержавшись на вдохе. Вся страсть танго. И вся зрелость любви, которая не проходит. Не заканчивается.
Музыка закончилась слишком быстро. Наступило промедление тишины. А потом раздались несмелые, возрастающие аплодисменты. Мей с Хиаши только сейчас вспомнили, что не одни в зале. Они озирались, наблюдая за прекратившими танцевать парами. Люди смотрели на них. Кто-то улыбался. Кто-то завидовал. Хиаши поймал взволновано-восхищённый взгляд старого друга, в очередной раз поразившись, как их много, тех, кому важна его судьба. Он должен был прозреть намного раньше. Не терять столько времени.
- Хочу на свежий воздух, - произнесла Мей, слишком переполненная сложными, сбивающими с ног чувствами от танца, чтобы держать лицо перед толпой. Хиаши ничего не спросил, а взял её за руку и снова повёл сквозь толпу. Они поднялись по лестнице с другой стороны от их столика, прошли по полукругу амфитеатра, и скрылись в коротком коридоре.
Человек в белой рубашке и золотой жилетке - рабочей форме сотрудников отеля - молча протянул Хиаши меховой плед, поклонился и отступил с их дороги. Он успел всунуть в обмен сложенную пополам купюру. Красивый, дорогой на вид, тёмно-серый мех, лёг Мей на плечи. Она закуталась в него, зарываясь носом, когда Хиаши открыл перед ней дверь, пропуская на воздух.
Они оказались на балконе. И перед взором Мей открылось чёрное, кажущееся бесконечно глубоким из-за подсветки вокруг, озеро. Падали медлительные снежинки, которыми игрался ветер с воды. Теруми глубоко вдохнула морозный воздух. В голове прояснилось. Теперь она увидела ту занозу, что успела засесть в сердце.
Хиаши немного отпрянул, когда она резко вскинула голову, впиваясь внимательным взглядом.
- Ты думал о жене? - в вопросе не было упрёка. Ей правда было интересно. Мей всё-лишь хотела понять, как много места успела отвоевать у мёртвой женщины. И как много ещё сможет забрать себе, так, чтобы не сделать никому больно. Особенно Хиаши или его семье.
Хьюга бросил долгий взгляд на чёрную гладь озера. Его давно одолевала одна мысль, которую он не торопился озвучивать. Но сейчас, как ему показалось, был идеальный момент.
- Она мертва, - спокойно произнёс он, - нельзя оставаться мужем той, кого нет. Я не мог думать о жене - у меня её нет, в этом смысле я свободен от обязательств. Но ты права, я думал о ней, о матери моих детей. Думал потому, - с невесомой улыбкой продолжал Хиаши, - что должен был попросить прощения за то, как быстро отпускаю. Но я живой, моё сердце бьётся, - он взял руку Мей, чтобы она тоже в этом убедилась, приложив к груди. - Я жив, я свободен. И я, без сомнений, влюблён. К каждому из пунктов, - усмехнулся Хьюга, - нужно привыкнуть.
Мей смотрела на него с испугом. Хорошо, что это она слушала ровное биение его сердца, а не он её. Потому что её зашлось в диком галопе. Одни страхи отступили, уступив место другим.
- Подумаю про них завтра, - отмахнулась Теруми. И впилась в его прохладную усмешку губами. Стирая алый цвет помады. Держалась за лацкан его смокинга, чтобы самой не отступать, и его не отпускать. Смеялась в их совершенно особенный поцелуй.
А о своих чувствах предпочла промолчать. Пусть позволит ей сделать вид, что не она сдалась первой.
***
Прочитали?
1
◄
Рита Романова
►
1
0
224
Оценка материала: 5.00Отвергнутые. Глава 465.000.0011☆☆☆☆☆
версия для печати
Дизайн
Главная
Твиттер
ВКонтакте
Почта
Правила и Политика
English
БорутоФан.ру
Александр Маркин
Анастасия Чекаленкова